Владимир Малявин - Китай управляемый [старый добрый менеджмент] [litres]

Китайский стратег не лелеет мечты «схватить случай». Он не столько пользуется случаем, сколько использует себя по случаю. Подобно младенцу, прильнувшему к матери (даосская литература изобилует подобными образами), он приникает к течению событий в его бесконечно увеличивающейся дробности и, вникая в мельчайшие подробности «текущего момента», не будучи ничему подобным и потому не имея внешней идентичности, уже не отделяет себя от всеобщего хода вещей, оберегает его, как мать ребенка, и поэтому в каком-то смысле направляет его, что, впрочем, никому не может доставить беспокойства и даже остается незамеченным. Китайская мысль склонна отождествлять бытие с действенностью. Она говорит о чистом, бытийственном успехе, в котором не бывает победителя.

Утверждение Ф. Жюльена о том, что знаток стратегии в Китае пребывает в режиме пассивного ожидания, вводит в заблуждение. Идеальный стратег на китайский лад в своем роде очень деятелен, ибо практикует «самоопустошение» и «накапливает» в себе силу сообщительности с миром, дарующей способность предвосхищения событий. Как точно определяет Лао-цзы, он «делает неделание» (вэй у вэй). И он совершенно покоен, потому что для него мгновение растянуто в вечность.

Итак, первичный аффект Пути относится к некой символической реальности прото-бытия, первозданной алхимии самой жизни, где все существует только как сигнал, указание, ориентация и исчезает прежде, чем обретет внешнюю форму.

В китайской мысли этот экзистенциальный круговорот или срединное пространство, «срединность» во всяком бытии описывали в понятиях «ось Пути», «раскрытия-закрытия Небесных Врат», «воздействия-отклика», «утонченного отклика» или «утонченного совпадения» (ничего ни с чем). Его действие уподобляли «полету птицы в воздухе», не имеющему признаков и не оставляющему следов.

Таково действие «просветленного сердца», тайно преобразующего мир. Это сокровенное микровоздействие, почти что не-действие, обозначается в китайской литературе термином хуа. Последнее противопоставляется макропревращениям (бянь), доступным чувственному восприятию и умозрительным расчетам. Отсюда традиционное выражение: «тысяча перемен, десять тысяч превращений». Например, в медицинском каноне Китая «Книге Внутреннего» сказано: «Рождение вещи есть действие микропревращения (хуа), а когда существование вещи достигает предела, происходит макропревращение (бянь). Когда микропревращения переходят в макропревращения, проявляются симптомы болезни».

Мудрый правитель, по китайским представлениям, управляет миром посредством микропревращений – точнее, своего знания их как умения позволять свершаться благим тенденциям и пресекать зло еще до того, как оно проявится. Самое понятие благого правления в Китае обозначалось термином хуа. Речь идет об очень тонких и постепенных изменениях, непостижимых для тех, кто не имеет длительного опыта духовного просветления. Мудрец воздействует на мир, «как весеннее солнце растапливает лед». Его воздействие ощущается всегда, всюду и всеми, но проявляется и опознается лишь время от времени, и это становится в мире подлинным событием. Именно в этом смысле китайские учителя, начиная с Конфуция, утверждали, что простой народ непременно пойдет за мудрым государем, но не сможет понять его мудрости. А Лао-цзы утверждал даже, что люди вообще не замечают присутствия мудрого государя и считают его свершения собственной заслугой (что, разумеется, мудреца ничуть не огорчает).

Созерцание мира под знаком микропревращений предполагает одновременно способность некоего целостного, беспредельного или, как говорили в Китае, «великого» видения и видения точечного, обращенного к самой предельности опыта. В любом случае оно исключает фиксированность взгляда на отдельных привилегированных образах, «зрелищах» – возвышенных или, как в сегодняшней культуре, нарочито низменных. Китайская литература, как известно, не знает эпоса и, начиная с древнейших своих канонов, являет, в сущности, образы управленческой рутины, поток житейской trivia. В этом пункте конфуцианские каноны с их «срединностью в обыденном» сходятся с программой «Гуй Гу-цзы», требующей совершенно незаметно претворять стратегические планы. Следуя этой установке, китайцы, к частому удивлению европейцев, настаивают еще и на неоспоримой нравственной значимости любой мелочи жизни. Мы знаем теперь почему.