Елена Войниканис - Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху. Парадигма баланса и гибкости

Пришло время расставить все, о чем шла речь в этой книге, на свои места. Какие обобщения и выводы заставляет нас сделать проведенное исследование? Открывают ли его результаты что-то новое в нашем видении проблем и ситуации в целом? Позволяют ли делать утверждения относительно перспектив и наиболее вероятных сценариев, по которым ситуация будет развиваться в дальнейшем?

История права показывает, что ни правовые системы, ни правовые институты не являются незыблемыми. И речь должна идти, скорее, о «генеологии» [855]институтов права, чем об их истории. Право интеллектуальной собственности в этом отношении не является исключением. Его история тем более показательна, что она началась относительно недавно, и о зарождении и развитии права интеллектуальной собственности нам многое известно по документальным источникам. Возрождение интереса к истории права интеллектуальной собственности свидетельствует о многом. Мы видим, как попытки подтвердить легитимность действующего порядка отсылками к прошлому, которое рассматривается как некая абсолютная точка отсчета, так и стремление взглянуть на свое прошлое по-новому и описать объективные и субъективные причины формирования и эволюции определенной идеологии или парадигмы, вписанной в конкретный социально-исторический период.

Помимо историчности права, важно также иметь в виду, что позитивное, государственное право не является универсальным механизмом регулирования, без которого любые общественные отношения погружаются в хаос. Из общего курса по теории права любой юрист хорошо знает, что помимо права существуют также обычаи, которые правом еще не восприняты, этические нормы поведения, традиции и иные регуляторы социального поведения. В информационном обществе, как мы показали ранее [856], сами технологии становятся фактически полноценным регулятором общественных отношений, причем нередко более эффективным, чем официальное право. Аналогичным образом и право интеллектуальной собственности не является для своей сферы – результатов интеллектуального труда – единственным и универсальным регулятором.

Первый раздел книги был целиком посвящен социально-экономическому контексту, в котором существует и функционирует современное право. И основной вывод состоял в том, что информационные технологии данный контекст кардинальным образом изменили.

Если посмотреть на историю права интеллектуальной собственности с аналогичной точки зрения, то оказывается, что причиной его появления и дальнейшего развития были вполне приземленные экономические интересы, с одной стороны, государства и, с другой стороны, корпораций, по отношению к которым личные интересы авторов (изобретателей) всегда играли второстепенную роль. С начала 20 века, вместе с приходом новых технологий и исходя из тех же преимущественно экономических интересов, границы права интеллектуальной собственности расширялись, сроки охраны увеличивались, меры наказания ужесточались. Право действительно искало и находило эффективные инструменты для регулирования новых объектов и отношений.

Право приспосабливается к экономике, но не является ее отражением. И нужно серьезно относиться к утверждению о том, что право не терпит революций, тем более навязанных извне. Но столь же серьезно следует отнестись и к симптомам кризиса, описанию которых посвящена основная часть исследования. Ответы на вызов информационных технологий, которые до настоящего времени предлагало право интеллектуальной собственности, на практике приводили совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали сами юристы, а также государство и общество. Самая общая причина происходящего, как показывает проведенное исследование, заключается в том, что действующее право интеллектуальной собственности следует определенной парадигме.

Онтология данной парадигмы, если хотите «языковой каркас», на котором она основана, замыкается на мире вещей. И хотя, по крайней мере в странах континентальной системы права, доктрина однозначно разводит право вещной собственности и право интеллектуальной собственности, близость между двумя системами регулирования очевидна. И этому не стоит удивляться. То, что право регулирует отношения в материальном, а не в идеальном мире, кажется прописной истиной. Достаточно вспомнить Канта, который четко разграничивает сферу чистой морали, где господствует практический разум, и сферу нравственности, или правовую сферу, которая имеет дело с человеческими поступками. Таким образом, «полномочия» права интеллектуальной собственности естественным образом ограничены областью выражения или, как мог бы сказать Дильтей, продуктами «объективного духа». Имущественному исключительному праву более всего соответствует ценность обладания, близкая праву собственности, а правовым принципом, который лежит в основе всей системы регулирования, является принцип защиты правообладателя. Поэтому исходную парадигму можно назвать парадигмой исключительностиили парадигмой абсолютного права.Описанная онтология прекрасно соответствует индустриальной эпохе, где границами творчества в области искусства являются картина, или скульптура, или книга, а границами изобретения – прибор или станок.