Сборник: Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном

Егор Федорович Мейендорф

Литография А.Н. Авнатаномова с оригинала Франца Крюгера

В прочем сие мое мнение и участь подсудимых имею честь предать на благорассуждение и решение высшей власти.

Заключено в С.-Петербурге

февраля 28-го дня 1837 года

Свиты его императорского величества

генерал-майор барон Мейендорф

Степан Федорович Апраксин

Литография Гессе по оригиналу Владимира Гау 1850-1851

Мнение начальника Гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютанта графа Апраксина

Рассмотрев представленное ко мне по команде военное судное дело, произведенное по высочайшему повелению над поручиком Кавалергардского ее величества полка бароном де Геккерном, камергером двора его императорского величества Пушкиным и инженер-подполковником Данзасом, сужденными за происшедшую между первыми двумя 27-го числа прошлого января месяца дуэль, на которой камергер Пушкин был смертельно ранен и уже помер, а подполковник Данзас находился секундантом, я нахожу, что, хотя по случаю смерти Пушкина и отъезда за границу графа д’Аршиака, бывшего секундантом со стороны Геккерна, невозможно открыть во всей подробности причин сего поединка, но по соображении следственного дела, равно документов и ответных пунктов подсудимых открывается:

1) что еще в ноябре месяце 1836 года камергер Пушкин, считая себя обиженным дерзким обращением с его женой поручика барона Геккерна, вызвал его на поединок; вызов этот был принят Геккерном, но Пушкин, узнав о намерении Геккерна жениться на его свояченице, девице Гончаровой, сам от такового поединка письменно отказался.

Подсудимый барон Геккерн показывает, что этот вызов был без причины, но в ответах своих сам сознается, что некоторые из его коротких писем к жене Пушкина, писанные при доставлении к ней книг или театральных билетов, могли возбудить его щекотливость как мужа, следовательно, не отклоняет ничем подозрений Пушкина;

2) по показанию барона Геккерна с этого самого дня прерваны были между ними все сношения, кроме учтивостей, по показанию же подполковника Данзаса оказывается, что Пушкин объяснял при нем графу д’Аршиаку, что Геккерн даже после своей свадьбы не преставал дерзким обхождением с женой его, с которой встречался только в обществе, давать повод к усилению мнения поносительного как для чести Пушкина, так и жены его. Для приведения сего в ясность следовало бы спросить удостоверительных сведений у жены камергера Пушкина, но как сего военно-судной комиссией не сделано, то сие остается на усмотрение начальства;

3) сверх того Пушкин имел подозрение на нидерландского посланника, барона де Геккерна, в сочинении полученных им обидных писем без подписи и в распространении слухов, касающихся до оскорбления чести жены его; он писал 26-го числа прошлого января к нидерландскому посланнику письмо, коим, описывая неприличные поступки его сына, вместе с тем в обидных выражениях изъяснялся о самом посланнике. Следствием сего был вызов на дуэль со стороны поручика Геккерна;

4) самый поединок совершился 27-го января, на коем камергер Пушкин получил смертельную рану в грудь, от которой после умер, а Геккерн слабо ранен в руку и теперь находится под арестом.

Соображая все вышеизложенное, я нахожу сентенцию военного суда, коей она осудила поручика барона Геккерна и подполковника Данзаса, первого за произведение поединка, строжайше законами воспрещенного, и, наконец, самой смерти камергеру Пушкину, а последнего за нахождение его при дуэли и не объявлении об оной правительству, подлежащими в силу 139-го и 140-го артикулов воинского Сухопутного устава, казни виселицей – правильным; но, соображаясь с монаршим государя императора милосердием, мнением моим полагаю: поручика барона Геккерна, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги; а инженер-подполковника Данзаса, который введен был в сие дело внезапно и который имел надеждой и первым желанием помирить противников, равно принимая в соображение его девятнадцатилетнюю отличную службу, нахождение в войнах с персианами и турками и полученную им в сей последней рану, полагаю достаточным, не лишая кровью его заслуженных почестей, продержать в крепости четыре месяца и потом обратить по-прежнему на службу его императорского величества; впрочем, сие мнение мое и участь подсудимых имею честь представить на благоусмотрение и решение высшей власти.