Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел

И за потерю места? — прибавил его противник.— Значит, вы не лишались его?

Я не ищу...

Как же не ищете? А что же сказано в исковом прошении?

Весь груз, провизия, снасти уже были выброшены за борт; судно значительно облегчилось. Посмотрим, как оно пойдет дальше.

Вы заведовали делами общества, когда пропали 500 фунтов стерлингов?

Да, я заведовал делами общества.

Ответчик вложил в дело 1 500 фунтов стерлингов?

Кажется, так.

И не получил обратно ни полушки?

Об этом я ничего не знаю.

Неужели?

По-видимому, это было так... Я его денег не считал. Я только заведовал делами.

И деньгами?

Я ссудил общество капиталом.

Сколько вы получали жалованья?

Тридцать пять шиллингов в неделю.

Вы показали под присягой, что Золотой никогда не отрицал своего участия в предприятии?

Нет, я этого не показывал.

Но если бы показали, это была бы правда?

До некоторого времени, да.

Ив ваших интересах было бы показать это на суде?

Это могло быть в интересах дела.

А также и в ваших собственных?

Это почему?

Да потому, что, удостоверив его ответственность по долгам общества, вы обеспечили бы себе уплату ваших пятидесяти фунтов.

(NB. Если ваш свидетель задает вопрос поверенному противной стороны, вы всегда рискуете получить неприятный ответ.)

Это был удачный ответ. Присяжные теперь знают:

что никакого бесчестья не было,

что истец не лишался места,

что он искал убытков и за бесчестье и за потерю места.

Дальнейший допрос выяснил и другие обстоятельства, но приведенные выше вопросы уже открыли присяжным глаза на истинный смысл фактов, установленных перекрестным допросом. Далее последовали собственные объяснения Золотого, и, несмотря на обвинительное напутствие председателя, присяжные отказались поверить человеку, искавшему убытков за бесчестье, которого не было, и за потерю места, которого он не терял, и признали иск недоказательным.

Из этого видно, что иногда бывает полезно разоблачить перед присяжными тайные расчеты, побудившие истца к возбуждению дела.

Я хочу теперь предложить читателю несколько отрывков из речей наших лучших ораторов, чтобы показать, что приведенные выше замечания мои по разным отраслям адвокатского искусства находят себе подтверждение в их устах. Я не знаю лучшего образца ясного и изящного изложения фактов, чем вступительная речь Александра Кокбурна по делу Пальмера, осужденного 1856 г. за отравление Джона Парсонса Кука.

Нельзя не заметить с самого начала изящной риторической простоты вступления: «Г-да присяжные. Вы призваны исполнить важнейшую из всех обязанностей, когда-либо выпадающих на долю человека,— призваны рассмотреть и разрешить дело, от решения которого зависит жизнь другого человека, преданного суду вашему за величайшее из всех преступлений, караемых земной властью».

Вдумавшись в эти слова, читатель, может быть, скажет, что нельзя было найти более подходящего обращения к присяжным, чтобы внушить им надлежащее представление о важности совершаемого суда и о грозном характере дела, требующего непрерывного, напряженного внимания с их стороны. Нет более важных, могущих быть возложенными на человека обязанностей, как обязанности судьи, и нет более тяжкого преступления перед человеческим судом, чем убийство. После немногих слов о предвзятом мнении и виновности или невиновности подсудимого обвинитель обращается к присяжным с торжественным призывом (весь мир знал о преступлении Пальмера; оно вызывало бесчисленные толки и споры, и среди присяжных могли быть люди, предубежденные как в ту, так и в другую сторону): «Ваш долг, ваш безусловный долг состоит в том, чтобы разобрать это дело по тем данным, которые будут представлены на судебном следствии, и только по ним. Вы должны устранить из своей памяти все то, что вы слышали или читали об этом деле, забыть свое мнение о нем, если оно сложилось у вас. Если по обстоятельствам дела вы придете к убеждению в виновности подсудимого, вы исполните свой долг перед обществом, перед своей совестью и перед своей присягой, смело признав это в вашем решении; но, если представленные вам улики не приведут вас к разумной уверенности в его вине,— не дай Бог, чтобы весы правосудия склонились против подсудимого предубеждениями или предвзятыми взглядами».