Владимир Горохов - Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага

– Что будем делать, досточтимые мужи?

Высказывались разные суждения, но все единодушно пришли к выводу – пора действовать, пока обстановка окончательно не вышла из-под контроля. Одни – предлагали казнить Солона, другие – изгнать его из Афин, третьи – намекали на необходимость отмены позорного закона. Иные – вообще не знали, как поступить при подобных обстоятельствах. Не придя ни к какому определённому выводу, архонты постановили: созвать Экклесию и, в зависимости от настроения

большинства граждан, определиться с дальнейшими действиями. Тут же глашатаи по всему городу и окрестным селениям оповестили о предстоящем народном собрании граждан Афинского государства.

Готовясь к Экклесии, Аристодор размышлял над происходящим. На душе у архонта-эпонима было состояние полнейшей неопределённости. Оно и понятно. Архонство, принятое им в нелёгкий для Афин час, доставляло ему не столько радости и почёта, сколько хлопот, опасений и тревоги. Как высшее должностное лицо полиса, Аристодор обязан был строго блюсти существующие порядки. На первого архонта всегда ложится груз наибольшей ответственности. Любое нарушение может обернуться несчастьем как против государства, так и против него самого. Аристодор считал себя опорой существующих законов, тем более тех, создателем которых он сам являлся.

– Закон есть закон, его все обязаны чтить, – сурово провозглашал глава государства.

Как эвпатрид – представитель наивысшего сословия, Аристодор придерживался тех устоев, которые сформировались в Афинах давно и вполне устраивали представителей его общности. Эти устои, хотя и выглядевшие архаичными, суровыми, даже жестокими, он целиком поддерживал.

«А как же иначе, – размышлял аристократ, – ведь они защищают меня, имеют древние корни и пренебрегать ими, никому не позволено».

Как добропорядочный гражданин, Аристодор хорошо понимал настроение многих афинян и в глубине души сочувствовал им. Он также болезненно переживал утрату Саламина, тайно лелея надежду, что когда-нибудь этот злополучный остров удастся вернуть. Правда, по его неустойчивым убеждениям, вряд ли такое представлялось возможным в настоящее время.

– Беда с этим Саламином! – часто хмурясь, бормотал знатный афинянин.

Ко всему прочему Аристодор был также и обычным человеком, со всеми присущими последнему слабостями, чувствами, недостатками. Как и все горожане, он по несколько раз на день менял своё мнение в отношении происходящего. То осуждал Солона, ругая его, то соглашался с ним, то как бы не замечал поэта. Разумеется, всё это он соображал про себя. Ему тоже, как и простым людям, хотелось сходить на Агору и послушать нарушителя спокойствия. Однако внутренний цензор – архонт – не позволял Аристодору-человеку брать верх над собой. Перед сном размышлявший не раз порицал себя за нерешительность, потом хвалил за сдержанность, затем снова сомневался и в том, и в другом. В конце концов, отмахнувшись от всего, долго пытался уснуть. Но и во сне архонта не покидала тревога. То ему снились бунтующие афиняне, то грозящие оружием мегаряне, то сумасшедший купец.

– Ох уж этот Солон! – просыпаясь, отягчённо вздыхал он.

Мысли о сыне Эксекестида всё больше и больше тревожили его. Что-то не верилось Аристодору, чтобы столь знатный афинянин ни с того ни с сего сошёл с ума. Ну, а если Солон здоров, то зачем он ежедневно, уподобляясь сатиру, будоражит разум афинян, призывая их нарушить закон?

– Что всё-таки за этим кроется? – подозрительно спрашивал архонт себя. И ответа не находил. Желая прояснить хотя бы самую малую малость, Аристодор после длительных бесплодных размышлений вознамерился завтрашним вечером навестить нарушителя государственного спокойствия.

В то время, когда архонт собирался наведаться к Солону, последний вместе с Дропидом, Клинием, Кононом и Гиппоником размышляли над тем, как вести себя во время предстоящей Экклесии.

Клиний и Конон настаивали на продолжении «сумасшедшей» игры. Дропид и Гиппоник считали дальнейшие притворства неуместными.

– Теперь, – горячился Гиппоник, – афинянам пора открыть истинность наших намерений. Переигрывать никак нельзя, а то они и впрямь сочтут тебя за умалишённого и примут соответствующие решения, – сказал он своему другу.

– Не столь афиняне наивны, как может показаться со стороны, – предположил Дропид. – Всё они прекрасно понимают. И считают Солона помешанным в переносном смысле. Кто ж из здравомыслящих индивидов станет откровенно набрасывать себе верёвку на шею, провозглашая подобные призывы? Но я уверен – большинство поддержит Солона.