Олег Баев - Следователь (основы теории и практики деятельности)

Между тем в законе не содержатся основания, исключающие возможность непосредственного исследования доказательств, признанных допустимыми. Отказ от прослушивания аудиокассет, т. е. от исследования приобщенных к материалам дела доказательств, повлиял на вынесение присяжными заседателями справедливого вердикта [409].

Подведем итог рассмотрению этого аспекта качества составления протоколов следственных действий.

Протокол любого следственного действия (как, впрочем, и любые другие процессуальные документы) должен не только, что естественно, объективно и полно отражать ход и результаты проведенного действия, но быть написан грамотным литературным языком. В нем недопустимо использование вульгарных и тем более нецензурных выражений даже в тех случаях, если они и звучали в ходе производства этого действия.

С этих позиций этически безупречным нам представляется кассационное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, отменившей обвинительный приговор по конкретному уголовному делу по единственному приводимому ниже основанию, в то время как представитель прокуратуры просил оставить приговор без изменения, а защитник ходатайствовал лишь о смягчении наказания, назначенного осужденному:

«Проверив материалы дела, обсудив доводы кассационной жалобы, судебная коллегия находит его незаконным и подлежащим отмене.

Приговор является официальным документом, в соответствии со ст. 304 УПК РФ, постановляемым именем Российской Федерации. В соответствии со ст. 310 УПК РФ, он провозглашается публично. Копии приговора вручаются участникам процесса, направляются в различные государственные учреждения для исполнения. По смыслу ст. 303 УПК РФ приговор должен быть составлен в ясных и понятных выражениях. В нем недопустимо употребление неприемлемых в официальных документах слов и выражений.

В приговоре в отношении П-ова А. И. приведены дословно стенограммы аудио записей разговоров П-ова А. И. с 3-вым С. А., в которых содержатся ненормативные, неприемлемые для официальных документов выражения.

Документ с такими выражениями не может быть постановлен от имени государства и рассылаться для его исполнения. В связи с чем приговор подлежит отмене…» [410].

По сути, конец этой дискуссии положен в уже цитируемом Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2016 г. «О судебном приговоре», в котором совершенно недвусмысленно закреплено, что «Приговор должен излагаться в ясных и понятных выражениях. Недопустимо использование в приговоре не принятых сокращений и слов, неприемлемых в официальных документах» (п. 41; выделено нами – авт.).

Думаем мы, что и все другие процессуальные документы, в том числе и протоколы следственных действий, составляемые государственными чиновниками – а следователь есть в первую очередь государственный чиновник, осуществляющий уголовное преследование от имени государства – не могут содержать в себе ненормативную лексику.

Во избежание возникновения подобных ситуаций нам представляется разумным изложить первое предложение ч. 2 ст. 190 УПК в следующей редакции: «Показания допрашиваемого записываются от первого лица и по возможности дословно; использование в протоколе допроса ненормативной лексики не допускается. Если таковая содержалась в показаниях допрашиваемого, к протоколу прилагается их аудио-, видеозапись, которая при необходимости в исключительных случаях может быть воспроизведена в закрытом судебном заседании».

Ради объективности нельзя не сказать, что ряд коллег, с которыми автор обсуждал эти проблемы на приведенных здесь примерах из следственной и судебной практики, сочли нашу позицию несколько ханжеской. Доводы оппонентов сводились к тому, что в настоящее время ненормативная лексика звучит не только с кино– и телеэкранов, но и с театральных подмостков (и что же в таком случае говорить об уголовном судопроизводстве?). Спорить с этим утверждением, к сожалению, увы, не приходится.

Но нет ли здесь и обратной связи: и мат значительно чаще, чем ранее, используется в массовых произведениях искусства в силу криминализации и, скажем так, вульгаризации, нашего общества, и в протоколы уголовного производства он проникает также значительно чаще, чем ранее, в силу того, что он регулярно доносится с кино– и телеэкранов?

И в этой же связи. Когда-то Сергей Довлатов писал, что «язык – это только зеркало. То зеркало, на которое глупо пенять». С этим мы согласны. Однако его связанное с этим положением утверждение, что «язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценки здесь неприменимы» [411], вызывает у нас резкое неприятие.