Ольгерт Ольгин: Товарищ Чикатило

Июль — октябрь 1992 года

Я преподаю криминологию в юридическом вузе, и, когда мы со студентами приступаем к изучению серийных преступлений, выясняется, что про Чикатило знают все, и многие даже узнают его на фотографии. И я всегда задаю студентам вопрос: а можете назвать имена оперативников, раскрывших эти преступления, и имена следователей, которые направили дело Чикатило в суд? Молчание мне в ответ.

В 1993 году я, работая «важняком» [2] Следователем по особо важным делам. в следственной части прокуратуры города, вела расследование дела о жестоком нападении на мальчика: насильник после удовлетворения половой страсти вырвал ребенку кишечник; сотрудник милиции, наткнувшийся на кишки при осмотре парадной, где произошло нападение, потом долго приходил в себя. Мальчик после нападения (уникальный случай) смог дойти до дома со словами, что у него «пуля в животе». Он бы не выжил, но его родители сумели срочно организовать транспортировку в Америку; с диагнозом «травма, несовместимая с жизнью», под капельницей, его погрузили в самолет и доставили в детский госпиталь в Питтсбурге. После операции он прожил пять лет. Хотя какая это была жизнь… Вскоре после этого меня попросили выступить перед сотрудниками ФБР, приезжавшими к нам с учебной программой для следователей и экспертов, и рассказать о необычных расследованиях. Я рассказала им, с иллюстрациями, о том, как судебно-медицинским экспертам был направлен для исследования найденный на месте преступления кишечник, и они, по характеру повреждений, высказались о наличии похожих случаев. Эфбээровцы хмыкнули — ну и что такого? У нас, мол, тоже эксперты исследуют отдельные органы человеческого тела, если находят части расчлененных трупов. Пришлось сказать, что это — единственный известный мне случай, когда эксперты исследовали полностью отделенный от тела орган живого человека.

Так вот, в ходе следствия мы нашли в разных районах Санкт-Петербурга больше десятка дел об аналогичных преступлениях, и стало понятно, что действует маньяк. Дело было громким, средства массовой информации во всеуслышание задавали следственным органам вопрос, когда же, наконец, будет найден виновный, а мне лично этот вопрос каждый день задавал начальник следственного управления. И когда мы задержали преступника (Игоря Иртышева), ко мне в кабинет выстроилась очередь из журналистов. Три дня я, в перерывах между допросами и опознаниями, раздавала интервью, но все хотели еще и пообщаться с маньяком. Пришел корреспондент «Ассошиэйтед Пресс» и стал настаивать на фото задержанного. Я не могла этого позволить, так как предстояли опознания, и если бы фотографию опубликовали, предъявлять Иртышева потерпевшим и свидетелям было бы уже бессмысленно. Корреспондент молил: ну хотя бы издали, один разочек, со спины… Я удивилась — зачем вам спина маньяка, и предложила вместо этого снять оперативников, поймавших злодея (они не возражали и своих лиц не скрывали бы), но сотрудник «Ассошиэйтед Пресс» с гневом отверг это предложение, срезав меня сакраментальной фразой: « Публике спина маньяка интереснее лица оперативника ».

Так что спасибо Михаилу Кривичу и Ольгерту Ольгину за то, что из книги мы узнаем не только кровавые детали жестоких преступлений и подробности жизни маньяка, но еще и видим людей, благодаря которым Чикатило все-таки был остановлен: оперативников, следователей, судей.

И еще: книга интересна не только тем, что как в триллере разворачивает перед нами жуткое полотно операции «Лесополоса», но и тем, что представляет читателям, уже успевшим забыть, а то и вовсе не знавшим, многие реалии 1990-х, срез жизни тех времен, то, что сегодняшнему россиянину трудно понять. Например, о существовании целой армии снабженцев (коим был и Чикатило), колесивших по стране, правдами и неправдами добывавших запчасти и материалы для социалистических предприятий; о вокзалах как рассаднике пьянства, бродяжничества и преступности, с «тяжелой, неизбывной вонью», кучами барахла в проходах, перебранкой из-за мест и прочим. А главное, авторы без прикрас описали повседневную жизнь милиции, следствия и судов. Да, с тех пор много воды утекло…

А ведь я работала следователем как раз в те годы, когда адвокат допускался в процесс только с момента окончания следствия. А задержание, арест, предъявление обвинения — все это права на участие защитника не давало, исключение делалось только для несовершеннолетних и инвалидов, физические и психические недостатки которых лишали их возможности самостоятельно осуществлять свою защиту (иными словами, если инвалид без рук, без ног или парализован, но голова работает, эти физические недостатки еще не повод для приглашения защитника), и не с момента задержания, а только через три дня. Разумеется, подозреваемый становился заложником добросовестности следователя. И человечности оперов.