Имре Кертес - По следам преступления

— Вот твоя феска, отвратительный черномазый!

— Я застрелю тебя, проклятая собака!

Вся сцена заняла 15–20 секунд. Ошеломленные слушатели еще не опомнились, когда профессор заявил, что речь идет о заранее организованном эксперименте. Спустя час присутствовавшим роздали анкеты. Вопросы в них относились к обстоятельствам происшедшего действия.

Сцена была настолько неожиданной, что многие не могли дать правильные ответы и начали выдумывать невесть что.

Эксперимент Детмольда сегодня предан забвению, о нем не помнят даже в кругу специалистов. Мы приводим его потому, что он, вероятно, ярче других демонстрирует главную ошибку психологических экспериментов допроса той эпохи — у них было очень мало общего со следственной практикой, с жизнью. Можно ли представить себе такое преступление, в связи с которым свидетеля просят, чтобы он вспомнил о клоуне, размахивающем феской и пузырем во время научного доклада?

Пионером психологических экспериментов в области допроса начала века был Вильям Штерн. В своих экспериментах он на сорок пять секунд показывал своим испытуемым картину, о содержанки которой они потом должны были рассказать. Какими были эти картины?

Один рисунок изображал переезд на новую квартиру художника. Художник идет перед четырехколесной повозкой, на повозке стоит диван, а на нем сидит хорошо одетая женщина. Повозку тащит лошадь, но за вожжи никто не держится, так как у художника и у женщины обе руки заняты. Едва можно различить детали мебели на рисунке. На другом рисунке был изображен воскресный день заячьей семьи. Маленькие зайчата играют в мяч, бабушка зайчиха вяжет, дедушка — что он может делать еще! — читает „Фрайе пресс”. Рассказы об этих картинках получаются чрезвычайно бессвязными, поскольку в памяти свидетелей картинки ни с чем не ассоциируются.

Отсутствие связи с жизнью в подобных экспериментах привело к выводу, что свидетели либо заблуждаются, либо лгут и в редком случае говорят правду.

Однако уже среди современников Штерна и его последователей были и такие, кто ставил подобные эксперименты на более практической основе. Так, например, два исследователя разыграли со своими студентами судебный процесс. Не обошлось без того, что какой-либо студент не помнил мелких деталей, но тем не менее студенческий суд смог верно реконструировать на „заседании” деяние, созданное в искусственных экспериментальных условиях, и вынести правильный приговор.

В экспериментах широкообразованного венгерского психиатра Змила Моравчика психически больные люди показали примеры большей способности к запоминанию, чем здоровые люди в экспериментах Штерна. Моравчик указал, что данные, связанные с наблюдениями, весьма ошибочны, и обратил внимание на то, что оценка таких данных требует большой осторожности. Он указал и на то, что судья, „который может сделать любое доказательство предметом свободной оценки в силу своей способности к оценке, отточенной профессиональными знаниями и опытом, может найти верный путь, который ведет к правде”.

По его мнению, люди, страдающие некоторыми психическими расстройствами, обладают довольно хорошей памятью и даже есть параноики, воспоминания которых отличаются большей точностью, чем у психически нормальных людей.

Многие дети — участники экспериментов — дали свидетельства своей очень острой наблюдательности и полноты воспроизведения виденного, но вместе с тем у них была очень высокой внушаемость я действительность легко искажалась их живой фантазией. Моравчик обратил внимание венгерских криминалистов на то, что, исключая индивидуумов с исключительно хорошей памятью, со временем ошибки восстановления в памяти увеличиваются и, таким образом, важно, чтобы свидетели по возможности скорее давали подробные показания. Метод и форма заданных вопросов оказывают сильное воздействие на качество ответов, и зачастую так называемые перекрестные допросы ведут к усложнению следствия.

Он показал, что при определении пространственных параметров по возможности необходимо допрашивать специалистов (например, строителей, плотников и пр.).

Сегодня считается естественным, что человеку свойственно забывать, что обычно более достоверными являются данные, полученные во время беседы в непринужденной обстановке. Даже уголовно-процессуальный кодекс предписывает, чтобы в начале допроса обвиняемому и свидетелю была предоставлена возможность свободного рассказа. Но в начале века это было еще новым для науки.