Владимир Павлов - Избранные труды

Поднятые вопросы представляются актуальными, так как сейчас нет более острой проблемы, чем проблема совершенствования уголовного законодательства в борьбе с экономической преступностью.

Определенный интерес к проблеме субъекта преступления отмечается в русском уголовном законодательстве уже в первых памятниках древнерусского и феодального права, а также в многочисленных актах Российской империи. Однако в важнейших памятниках права – Русской Правде, Судебнике 1497 г., Судебнике 1550 г. (Ивана IV Грозного), Судебнике царя Федора Ивановича 1589 г. – при указании самого преступного деяния мало что говорится о лице, его совершившем, а порой о субъекте преступления вообще ничего не упоминается. Даже в Уложении царя Алексея Михайловича 1649 г., которое впервые дает классификацию преступных деяний о субъекте практически ничего не говорится. Тем не менее из текстов вышеперечисленных законодательных памятников можно сделать вывод, что преступное деяние рассматривалось уже в то время как проявление индивидуального состояния физического лица, т. е. только человека. Что же касается признания субъектом преступления неодушевленных предметов и животных, то и в кодексе феодального права России – Уложении 1649 г. и в предшествующем законодательстве нашего государства речи вообще не велось.

В законодательстве эпохи Петра I окончательно определяется само понятие преступного деяния. Преступлением признается нарушение указа или закона, за которое следует наказание, предусмотренное самим законом. Например, в Воинских артикулах Петра I речь идет о преступлениях, совершенных военнослужащими или лицами, связанными с армией, но на практике эти артикулы применялись и к гражданскому населению, в частности, за преступления против религии и др. Таким образом, помимо специального субъекта – военнослужащего, речь в данном случае может идти также и об общем субъекте преступления. По Воинскому артикулу Петра Великого 1716 г. в соответствии с главой XV «О сдаче крепостей, капитуляции и аккордах с неприятелем» коллективную уголовную ответственность могли нести целые воинские подразделения и даже полки. Вместе с тем в законодательстве Петровского периода отсутствует конкретность в отношении возрастных особенностей субъекта преступления. Однако следует отметить, что малолетние преступники вместо смертной казни и кнута наказывались плетьми, отсылались в монастыри под караул и покаяние, а при наличии малой вины их били розгами.

Указом императрицы Елизаветы Петровны 1765 г. было определено лиц моложе 17 лет, совершивших тяжкие преступления, представлять в Сенат, где с ними разбирались по мере их вины, а малолетние, совершившие преступления до 10 лет, считались невменяемыми, остальные преступники от 10 до 16 лет наказывались розгами. Данное положение императрицы нашло отражение в дальнейших указах, в частности было закреплено в Своде законов Российской империи 1832 г., вступившем в силу с 1 января 1835 г.

По Своду законов 1832 г. из ст. 126 вытекает, что субъектом преступления признается малолетнее лицо, достигшее возраста 10 лет. В свою очередь, не признается субъектом преступления лицо, совершившее преступление в невменяемом состоянии (ст. 136 Свода законов).

Шагом вперед в совершенствовании уголовного законодательства России явилось Уложение о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г. Особо следует заметить, что в Уложении более четко определены признаки субъекта преступления, касающиеся возраста и вменяемости. Например, согласно ст. 100 дети, не достигшие 7-летнего возраста и не имеющие достаточного понятия о своих деяниях, не подлежали наказанию как за преступления, так и за проступки и отдавались родителям, опекунам и родственникам для воспитания и исправления. Следовательно, субъектом преступления по Уложению 1845 г. в силу ст. 144 признавалось физическое вменяемое лицо в возрасте 10 лет. Наказание же, которое применялось к лицам, совершившим преступление в возрасте от 10 до 14 лет, при этом смягчалось. Аналогичные возрастные критерии, позволяющие решать вопросы привлечения лица к уголовной ответственности и наказанию, предусмотрены и в Уложении 1885 г. в ст. 94 и 137–140. Однако Уложение 1845 г., наряду с ранее рассмотренными артикулами Петра I, также считало в некоторых случаях возможной коллективную ответственность физических лиц (ст. 561, ст. 1224).

Таким образом, в русском уголовном праве можно встретить примеры коллективной ответственности физических лиц, когда они признавались субъектом преступления.