Игорь Царьков - Развитие правопонимания в европейской традиции права

Продуктивность воображения в сфере знания о должном (справедливом) не подвергалась сомнению. В противном случае, вне воображения, судить о должном возможно либо на основе «привычных вещей» (традиции народа), либо путем описания многообразия представлений о добре и зле, которое дает «бесконечный» материал для «бесконечных» споров о справедливом.

Специфика социального знания такова, что создать «искусственные» условия, в которых проявятся необходимые качества субъекта, зафиксировать результаты эксперимента и вновь воспроизвести эксперимент с теми же результатами – невозможно. Человек – существо свободное, «бесконечно пластичное», поэтому результаты могут оказаться каждый раз иными. Знание о должном (однотипных человеческих мотивациях) возможно только в пространстве продуктивного воображения, следовательно, в сфере социального знания невозможно использовать методику естественно-научного эксперимента, здесь необходимо было изобрести нечто иное.

В сфере социального знания широко стал использоваться философский метод мыслительного эксперимента, основанный на воображении, а не на реально созданных искусственных условиях. Поэтому мыслительный эксперимент по своей структуре отличался от естественно-научного. В нем невозможно было создать реальные искусственные условия, в которых объект (в данном случае человек) проявит новые качества, и, следовательно, невозможно было эмпирически зафиксировать результат эксперимента. Но по своим целям эти два метода совпадали.

Как и естественно-научный, так и мыслительный эксперимент ставил перед собой задачу «судить о самом предмете», каков он есть в действительности, и продемонстрировать это знание, разворачивая доказательную базу таким образом, чтобы любой индивид аутентично ее воспринял и не усомнился в истинности этого знания.

В политической науке пионером мыслительного эксперимента можно назвать Н. Макиавелли. Основная формула мыслительного эксперимента «Что было бы, если бы?» незримо сопровождала все творчество Макиавелли. В этой формуле заключалась инновационность политической мысли титана Возрождения. Так, например, Н. Макиавелли задает вопрос: «Что, если князь будет стремиться к славе щедрого государя?» и, гипотетически предполагая (воображая) такое положение дел, он логически доказывает, что данная «добродетель» государя приводит к социальным конфликтам и, как следствие, к утрате им политической власти. Таким образом им демонстрировалось, что «слава щедрого государя» излишня и даже пагубна в политической практике.

Также и гоббсовское естественное состояние «войны каждого против каждого» является воображаемой гипотетической конструкцией мыслительного эксперимента.

Мыслительный эксперимент в политико-правовой сфере предназначался для конструирования «идеализированных» общественных условий, и логическое доказательство этой «идеализированной» модели должно было продемонстрировать универсальный политико-правовой опыт, т. е. при воспроизведении «идеализированных» условий результат политической практики должен быть один и тот же.

В силу этого мыслительный эксперимент включал в себя два главных момента – выработку установки и ее реализацию. Причем установка (главный принцип) не избиралась произвольно, а достигалась путем процедуры исключения (абстрагирования) из сферы знания всего того материала, который являлся спорным в вопросе легитимации институтов государства и права и который возникал из полемики «свободы от господства или справедливого господства», т. е. сторонников радикального анархизма и сторонников многовековой традиции существования политического господства. Проще говоря, исключалось из базовых (первичных) условий все то, что определялось как искусственное, созданное на основе «бесконечной пластичности» человека, исключались все возможно мыслимые социальные институты и нормы, поскольку каждое общество, локально проживающее на одной территории, создает свои собственные социальные институты. Поэтому мыслительный эксперимент в своем первом аргументированном шаге абстрагируется от всякого исторического опыта и от всех искусственно созданных институций: правовых, нравственных, религиозных, т. е., как заметил О. Хеффе, необходимо было «отвлечься от правовой и государственной формы человеческого общежития» [153] Хеффе О. Политика. Право. Справедливость. – М., 1994. – С. 190. . Просвещенческая политико-правовая мысль была поэтому принципиально внеисторична и внепартийна, за что ее часто обвиняли в последующие времена.