Александр Чучаев - Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки

5) воспитание новой дисциплины; оно отражало борьбу с силами старого мира.

Таким образом, государственная власть в период диктатуры пролетариата рассматривалась в качестве орудия последнего в классовой борьбе, которую В.И. Ленин характеризовал как упорную, кровавую и бескровную, насильственную и мирную, военную и хозяйственную, педагогическую и административную.

Уголовное законодательство также базировалось на указанных теоретических установках. В этом нетрудно убедиться, обратившись к конкретным нормативным правовым актам первых лет советской власти.

Законодательство того времени достаточно часто оперирует понятием контрреволюционного преступления (его определение впервые было сформулировано в УК РСФСР 1922 г.) уже начиная с первых актов: Обращение председателя СНК от 5 ноября 1917 г. к населению «О победе Октябрьской революции и о задачах борьбы на местах» [35]; обращение СНК от 26 ноября «О борьбе с контрреволюционным восстанием Каледина, Корнилова, Дутова, поддерживаемым Центральной Радой» [36]; обращение СНК от 30 ноября 1917 г. «О подавлении контрреволюционного восстания буржуазии, руководимого кадетской партией» [37]; обращение Наркома по продовольствию от 5 декабря 1917 г. «О саботаже чиновников министерства продовольствия» [38]и др.

Ряд декретов 1917–1918 гг. предусматривают ответственность за контрреволюционную агитацию и пропаганду. Так, по постановлению НКЮ от 18 декабря 1917 г. «О революционном трибунале печати» к ведению указанного трибунала относились «преступления и проступки против народа, совершаемые путем использования печати», т. е. сообщения ложных или извращенных сведений об общественной жизни, «поскольку они являются посягательством на права и интересы революционного народа» [39].

Особый способ контрреволюционной агитации был криминализирован в постановлении СНК от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне» [40]. Согласно этому постановлению преступным признавался созыв населения набатным звоном, тревожными гудками, рассылкой гонцов и тому подобными способами, совершенный с контрреволюционными целями. «Соучастники, пособники, подстрекатели (как-то: призывающие устно, письменно или печатно к пользованию означенным … способом возбуждения тревоги и т. п.) и вообще прикосновенные лица отвечают перед Революционным трибуналом наравне с главными виновниками». Покушение на совершение данного преступления наказывалось как оконченное преступление.

Согласно инструкции НКЮ от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» [41]к подсудности данного трибунала относились дела о лицах, которые:

1) организуют восстание против власти Рабоче-Крестьянского правительства, активно противодействуют последнему, не подчиняются ему, призывают других лиц к противодействию или неподчинению;

2) пользуются своим положением по государственной или общественной службе, чтобы «нарушить или затруднить правильный ход работ в учреждении или предприятии, в котором они состоят или состояли на службе (саботаж, сокрытие или уничтожение документов или имущества и т. п.)»;

3) прекращают или сокращают производство предметов массового потребления без действительной к тому необходимости;

4) путем скупки, сокрытия, порчи, уничтожения предметов массового потребления или иными способами стремятся вызвать их недостаток на рынке или повышение цен на них;

5) нарушают декреты, приказы, обязательные постановления и другие опубликованные распоряжения органов Рабоче-Крестьянского правительства, если в них предусмотрено предание за нарушение их суду революционного трибунала;

6) пользуясь своим общественным или административным положением, злоупотребляют властью, предоставленной революционным народом.

Декларация трудового и эксплуатируемого народа от 3 января 1918 г. [42]провозгласила, что вся власть в Российской Федерации принадлежит Советам и советским учреждениям. Поэтому кажется логичным объявление преступным всякой попытки «со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти». Подобные действия признавались контрреволюционными, любую такого рода попытку предполагалось подавлять «всеми имеющимися в распоряжении советской власти средствами, вплоть до применения вооруженной силы» [43].

По сути, впервые подробное описание ряда контрреволюционных преступлений дается в постановлении Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г. «О подсудности революционных трибуналов» [44]. Как можно понять из этого постановления, в нем были обобщены прежние акты и на их основе выработаны дефиниции соответствующих деяний, в частности, таких посягательств против власти как контрреволюционная деятельность, саботаж, дискредитирование власти, шпионаж и хулиганство [45].