По мнению ряда дореволюционных криминалистов, Уголовное уложение государственные преступления характеризует более точно, чем прежние законодательные акты [402].
П. Н. Малянтович и Н. К. Муравьев, критически оценивая возможности уголовного закона в сложившейся ситуации в целом, отмечают: «Надлежащая юридическая конструкция возможна лишь в государстве конституционном. Где нет конституции, нет и важнейшего отличительного объекта государственных преступлений. Охрана существующего строя поглощается здесь охраною интересов отдельных лиц» [403].
7.1. Бунт против верховной власти и преступные деяния против священной особы императора и членов императорского дома
В литературе объектом государственных преступлений признавалось самое существование государства, его территориальная целостность и независимость. Государство же воплощается в образе правления и в носителе державной власти, поэтому к бунту – деянию, направленному на «внутреннее бытие» государства, – отнесены посягательства на священную особу царствующего императора как верховного самодержца России, самодержавный и неограниченный образ правления, порядок наследования престола, территориальную целостность России [404]. Именно указанным обстоятельством можно объяснить, что гл. 3 «О бунте против Верховной власти и о преступных деяниях против Священной Особы Императора и членов Императорского дома» Уголовного уложения, судя по ее названию, хотя и ставит на первое место ответственность за бунт, фактически же приоритет отдает обеспечению неприкосновенности государя императора [405]. Согласно ст. 99 Уголовного уложения преступление характеризуется:
1) посягательством на жизнь как самого царствующего императора, так и императрицы, а также наследника престола; деяние совершается умышленно [406], неосторожное же причинение смерти не может признаваться государственным преступлением и подлежит наказанию в зависимости от обстоятельств дела по нормам о преступлениях против личности [407];
2) причинением вреда здоровью независимо от его тяжести;
3) ограничением или лишением свободы, т. е. полным или частичным исключением «возможности движения или возможности распоряжаться собою и своими действиями в том смысле, как это принято и в постановлениях о посягательстве на свободу частных лиц» [408];
4) иным посягательством на телесную неприкосновенность указанных в законе потерпевших;
5) посягательством на низвержение с престола царствующего императора;
6) воспрепятствованием осуществлению отдельных прав верховной власти.
«Виновный в насильственном посягательстве на изменение в России или в какой-либо ее части установленных Законами основными образа правления или порядка наследия престола или на отторжение от России какой-либо ее части наказывается…» (ст. 100 Уголовного уложения). Обнаружение преступления «в самом начале» и отсутствие необходимости принятия особых мер к его подавлению признаются смягчающими обстоятельствами; в этом случае вместо смертной казни назначается срочная каторга [409]. Как и в преступлении, предусмотренном ст. 99 Уголовного уложения, по своей наказуемости покушение приравнивается к оконченному преступлению.
Диспозиция нормы, содержащейся в ст. 100 Уголовного уложения, в дореволюционной литературе признается бланкетной [410]. Вероятно, такое утверждение основано на законодательной формуле – «установленных Законами основными образа правления или порядка наследия престола» [411]. Другими словами, меняется содержание основных законов страны, регулирующих вопросы политического режима, формы правления и государственного устройства, меняется социальная направленность рассматриваемого деяния, а следовательно, и объект преступления.
И. С. Урысон в связи с этим проводил параллель между ст. 100 Уголовного уложения и ст. 87 французского Code penal , «которая начиная с 1810 года последовательно охраняла (без изменения ее текста), под страхом строжайших уголовных кар, и военный цезаризм Наполеона, и Бурбонскую реставрацию, и Июльскую монархию, и Вторую республику, и вторую Империю вплоть до настоящей республики включительно» [412].
«Установленные Законами основными образа правления» – формулировка крайне неконкретная; охватывает ли она все конституционные установления в полном объеме или лишь те из них, которые характеризуют образ правления в узком смысле слова – как основных положений конституции, которые закрепляют строение органов верховной власти? В литературе большинство высказывалось за последнее предположение [413]. В связи с этим такого рода деяния, как, например, нарушение положений о монопольной инициативе монарха об изменении основных законов государства, ответственности министров перед одним Государем, а не перед законодательными учреждениями, о компетенции и способе формирования Государственного совета и т. д., признавались не подпадающими под действие ст. 100 Уголовного уложения (они могут быть уголовно наказуемыми лишь в том случае, если законодатель признает их преступлением sue generis ).
Читать дальше