Александр Сергеев - Российская государственность в XXI веке - основные проблемы. Монография

– антиномия каждодневной общинности и глубокой личностной автономизации в чрезвычайных условиях. Русский человек, глубоко общинный по своей природе, попадая в чрезвычайные жизненные ситуации, демонстрирует потрясающую автономию своей воли, энергичность, смекалку, изобретательность, удивительное упорство и мужество. Особенно интересен в этом отношении образ капитана Тушина в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Однако как произведения культуры, так и текущая повседневность дают обширную возможность для иллюстрации вышеуказанного тезиса.

О социокультурных кодах русского народа необходимо накапливать дальнейшее знание. Это поможет созданию реалистичных и перспективных программ для дальнейших политических действий. Более того, лицам, выступающим от имени российского государства, общаясь с широкими массами людей, необходимо обретать эпический дискурс, позволяющий отдельно взятому человеку почувствовать себя частью общероссийской и русской целостности и, таким образом, верно интегрироваться в тот или иной процесс, инициируемый политическим активом движения.

Регионы постсоветского пространства: проблематика социокультурных кодов.Проблема сверхмодерна неизбежно связана с проблематикой евразийского постсоветского пространства. XXI век – век становящихся империй. Право на жизнь и какую-либо геополитическую и стратегическую независимость на сегодня имеют социальные образования, насчитывающие в своем составе не менее нескольких сотен миллионов. Нынешняя стасорокамиллионная Россия, атакуемая в перспективе одновременно постмодерном с Запада, контрмодерном с Юга и догоняющим модерном с Востока, выстоять будет просто не в состоянии. Исходя из этого, вопрос о реинтеграции советско-евразийского цивилизационного пространства в единое историческое целое стоит для России как нельзя актуальнее.

Идеалом сверхмодернистского будущего для России является построение «СССР-2.0» – крупной евразийской державы, ментальность которой отстроена на творческом и глубинном синтезе всех эпох российской истории с акцентом на лучшие черты советского государственного проекта. Реализовать данный идеал возможно только при крайне внимательном отношении к социополитическим и социокультурным процессам в каждом отдельном постсоветском регионе.

Если вглядеться в карту бывшего СССР, можно заметить одну весьма интересную вещь. В одних регионах постсоветского пространства ячейки «Сути Времени» – упомянутого выше сверхмодернистского отечественного движения – представлены плотно. На других же территориях нынешней РФ и постсоветских республик они отсутствуют вовсе. Причина этого не только в недостатке работы политического актива движения с соответствующими территориями. Многочисленность «сутевских» ячеек стремительно стала появляться там, где русско-советская идентичность сохранилась больше и лучше всего; причем определяющим моментом здесь явилась не преданность и благодарность соответствующего населения современной России (как, например, в Приднестровье или Южной Осетии), а именно внутреннее самоощущение «рожденности в Великой России – СССР» на уровне глубинных слоев общественной ментальности. Как ни странно, современная «пророссийскость» того или иного постсоветского региона еще не гарантирует его устойчивой «русско-советскости». К примеру, в современной Средней Азии, в особенности в Таджикистане и Киргизии, сторонников теснейшей интеграции с Россией подавляющее и активное большинство, а представительств «Сути Времени» нет. Это объясняется тем, что большинство тамошней активной и пассионарной молодежи ориентировано на исламские ценности либо на имеющие корни в досоветском прошлом культурные течения, делающие акцент на возрождении национальной культуры конкретного народа. Парадокс ситуации заключается в том, что сами среднеазиатские «нации» – продукт СССР «а-ля модерн» в чистом виде, но антисоветская пропаганда последних десятилетий сделала все, чтобы этот факт оказался не удостоенным внимания. Очень похожие тенденции наблюдаются в ряде республик Северного Кавказа. Здесь ситуация осложняется еще и тем, что многие национальности до Октябрьской революции действительно имели мощную культурную основу в виде обычаев и традиций, что и дает дополнительную возможность молодежи «уходить к истокам», уделяя при этом очень малое внимание основам общероссийской исторической идентичности. В независимой ныне Абхазии, к примеру, это приобретает и вовсе пугающие размеры. В данном молодом государстве последние годы стал развиваться культ махаджирства – явления, присущего нескольким предыдущим столетиям, когда значительная часть абхазов под воздействием ряда факторов, в том числе русско-турецких войн, эмигрировала в Малую Азию. Сегодня потомки указанных переселенцев вновь возвращаются на историческую родину, для них строится современное жилье, в их честь называются улицы и т. д. Сами вернувшиеся махаджиры имеют менталитет, в корне отличающийся от менталитета современных абхазов, у них нет советского и постсоветского опыта общежития с другими народами нашей страны, в них изначально отсутствуют социокультурные коды многонациональной российской цивилизации. Идеологический синтез современной Абхазии с махаджирами может иметь исключительно антироссийский и, прежде всего, антирусский характер. Увы, под влиянием вышеуказанных идеологем находится значительная часть современной абхазской молодежи. В Южной Осетии настрой общества исключительно пророссийский и прорусский, однако там имеются проблемы другого порядка. Значительная часть южноосетинской интеллигенции мыслит в антисталинском контенте, ибо видит в Сталине могущественную прогрузинскую и антиосетинскую силу. Антисталинский контент неизбежно становится антисоветским, ибо советский период начинает мыслиться вышеуказанными субкультурами в контексте грузинской оккупации. Данный взгляд неизбежно будет в перспективе бить по русским как государствообразующему народу, равно как и по перспективе жизни наших народов в рамках одного социокультурного поля. Не проще ситуация и в абсолютно пророссийском Приднестровье. В этом краю вышеописанные нами ментальные свойства русского народа проявлены с наибольшей силой. Смелые, отважные и исключительно храбрые в чрезвычайных ситуациях люди, в обыденной жизни часто демонстрируют свойства патриархального менталитета отдаленной и осажденной крепости. В этих условиях создание в республике любого межгосударственного движения, ориентированного на установки, хоть сколько-то отличающиеся от установок сегодняшней российской властной вертикали, будет делом трудным.