Как известно, право древнейших эпох отличалось казуистичностью. Оно предусматривало ответственность за отдельные случаи обманного завладения чужим имуществом, при этом наказание за каждое из них имело существенные различия. Более того, к мошенничеству относились деяния, которые не заключали в себе никакого обмана, никакого искажения истины, а характеризовались тем, что при их совершении потерпевший не замечал изъятия имущества (например, карманная кража). Эти деяния с мошенничеством сближало «сходство с обманным приобретением, так как при обманах преступник тоже не скрывается, но и открытого посягательства, предполагающего возможность сопротивления и готовность его встретить, не совершает» 54.
Такой подход к оценке мошенничества сказался на определении воровства в Указе 1781 г. о воровстве и его видах, где говорится: «Воровство мошенничество есть». Он сохранился вплоть до издания Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.
Следует отметить, что термин «мошенничество» употреблялся и в более ранних памятниках права, однако наказывалось оно так же, как и кража (татьба). Это положение сохранилось в указанном Уложении о наказаниях, согласно которому мошенникам следовало «чинити тот же указ, что и указано чинити татем за первую татьбу» (ст. 11, гл. XXI).
Некоторым специалистам это дало основание говорить, что на самом деле в Уложении мошенничеством называлась мелкая кража (И. Я. Фойницкий).
В законодательстве количество норм, посвященных общему и специальным видам мошенничества, было достаточно велико. В ст. 1665 Уложения давалось его определение: «Мошенничеством признается всякое, посредством какого-либо обмана учиненное, похищение чужих вещей, денег или иного движимого имущества». Однако в ст. 1676 Уложения указывалось, что мошенничеством признается не только похищение движимого имущества, но и вообще обманное приобретение любого имущества.
Сергеевский разработал две формулы мошенничества – основную и дополнительную.
Согласно первой мошенничество «есть приобретение чужого имущества посредством введения его хозяина (собственника, владельца, держателя) в такое заблуждение, подчиняясь которому, он как бы добровольно передает свое имущество (выдает имущество, уступает право по имуществу, отказывается от права, вступает в обязательство), считая себя к тому обязанным , а обманщика имеющим право на получение, или почитая таковую передачу для себя выгодной (или вообще представляющей какое-либо удобство), в виду получаемого эквивалента, или , наконец, действуя в силу личного мотива благотворительности , под влиянием ложно сообщаемых сведений» 55.
Эта формула отражает господствовавшие в то время взгляды криминалистов.
По второй формуле мошенничество определяется как « приобретение чужого имущества , уже находящегося в обладании обманщика, посредством обманных действий, направленных к введению хозяина в такое заблуждение, подчиняясь которому он считал бы себя не имеющим права требовать возвращения имущества или представления соответствующего эквивалента» 56. В этом случае Сергеевский исходит из Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, относящего к мошенничеству подмену вещей, вверенных для хранения, переноски, перевозки или иного доставления, и обман в расчете платежа за уже полученное имущество (ст. 173 и 174).
Данные формулы отражают два типа мошенничества, известных русскому праву: при первом обман предшествует передаче имущества, при втором – обман осуществляется после его получения.
В кассационной практике Правительствующего сената также находят отражение указанные типы мошенничества (дела Кучеревского и Асмуса 1869 г., Агеева 1870 г., Леонтьева 1871 г. и др.).
Объем мошенничества Сергеевским определяется исходя из трех стимулов, возникающих у потерпевшего в связи с обманными действиями виновного: а) представление об обязанности (и соответственно этому о праве); б) расчет на выгоду (или какое-либо удобство); в) личный мотив благотворительности.
Обязанность может быть двоякой – юридической и нравственной. Первая бесспорна, она обусловлена с возникшим под влиянием обмана представлением о необходимости передачи имущества «по закону».
Вторая обязанность, вытекающая из личного убеждения и общественного мнения, оценивалась в литературе по-разному. В законе же данное обстоятельство непосредственно не выделялось.
Читать дальше