Александр Чучаев - Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского

Взгляды Сергеевского скорее говорят о его приверженности к теории «виновной причинности» 174. «Причиной в смысле уголовного права должно считаться такое действие, которое, во-первых, является причиной в общем смысле для запрещенного деяния, а во-вторых, совершалось при возможности предвидения этого явления как последствия» 175.

Следует заметить, что причинная связь в уголовном праве XIX в. рассматривается либо с материалистических, либо с идеалистических позиций. В первом случае причинность понимается как объективная, вне нас существующая связь между явлениями; как генетическая связь между отдельными состояниями видов и форм материи в процессах ее движения и развития 176; во втором – как форма нашего сознания, ее существование обусловлено нашими представлениями об окружающем нас мире; в этом случае отрицается объективное содержание причинности.

С. П. Мокринский, например, утверждает: «Причинность не есть что-либо, что существует вне нас как нечто реальное, что могло бы служить предметом чувственного восприятия, – причинность есть форма нашего сознания» 177.

Н. С. Тимашов считает, что «причинная связь не есть связь вещей в себе, которая нам так же мало доступна, как сознание сущности вещей. Причинная связь есть связь явлений, связь актов сознания» 178.

По мнению Сергеевского, причина только тогда производит последствие, когда она достигает полного развития; «как только все условия оказываются в наличности, явление становится необходимостью» 179.

На признание наличия причины оказывают влияние присоединяющиеся силы, которые автором делятся на две категории: «силы совпадающие» и «силы привступающие». Знание и предвидение сил первой категории в отдельности не входит в общее понятие предвидения последствий, тогда как знание сил второй категории есть необходимое условие предвидения. «Поэтому незнание и непредусмотрение какой-нибудь из совпадающих сил не прерывает причинной связи между действием и последствием; наоборот, незнание и непредусмотрение силы привступающей (или невозможность предусмотрения) прерывает причинную связь безусловно» 180.

Предел причинной связи устанавливается возможностью предвидения последствий в период действия, которое заканчивается, когда явление становится неотклонимым. Таким образом, в понятие причины как объективной категории вводится часть интеллектуального элемента вины как субъективной категории. Подобное смешение причинной связи с виновностью в литературе подверглось, на наш взгляд, обоснованной критике.

Согласно концепции Сергеевского «причинной связи в уголовно-правовом смысле», понятие причины тождественно понятию действия. «Действие человека тогда только может быть признано причиной запрещенного явления, когда оно входит в число его условий; всякое действие человека, служащее условием явления, есть в то же время и его причина» 181. В связи с этим автор предлагает ограничить понятие причины в уголовном праве теми действиями, которые, «во-первых, являются причиной в общем смысле, и во-вторых, причиняют явление, не выходящее из области возможного вменения» 182.

Возможность предвидения последствий связывается со знанием соответствующей комбинации предыдущих сил и фактов. «Не зная этой комбинации, нет возможности предвидеть явление, точно так же, как, не сознавая своей деятельности, нельзя предвидеть ее последствий. Если мы говорим, что предвидим явление, то это значит, что мы знаем в настоящем соответствующую этому явлению комбинацию, а посему и предвидим само явление в будущем, как результат или последствие ее» 183.

Знание указанной комбинации может быть различно, поэтому и предвидение последствий может охватывать явление в полном объеме, со всеми деталями, или только некоторые его стороны. В силу ошибки в расчете предвидение может оказаться ложным. «Поэтому, если мы говорим, что известное лицо предвидело такое-то и такое-то явление как последствие своих действий, то это значит, что это лицо сознавало соответствующую комбинацию предыдущего, одним из членов которой служат его собственные действия; при этом предвидение может распространяться как на все признаки и все подробности явления, так и на одну его какую-либо сторону» 184.

Утверждая подобное, Сергеевский исходит из того, что уголовное право имеет дело не с явлением во всей его полноте, а лишь с одной или некоторыми его сторонами. Именно поэтому целая масса подробностей и признаков безразличны для уголовного права, их предвидение или непредвидение не имеет никакого значения для вменения деяния в том его составе, который определен уголовным законом. Другими словами, «признавая предвидение или его возможность необходимым условием вменения человеку последствий его деятельности как преступлений, мы можем и должны требовать предвидения всех тех черт или сторон явления, которые входят в состав преступления» 185.