Игорь Кравец - Конституционное правосудие - теория судебного конституционного права и практика судебного конституционного процесса

В юридической литературе предлагается разграничивать содержание понятий «конституционное толкование» и «толкование Конституции». Первое понятие, по мнению профессора Т.Я. Хабриевой, шире второго и включает в себя интерпретацию законов в свете Конституции и деятельность по толкованию самой Конституции [104] Хабриева Т. Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. – М., 1998.– С.75–76. . Признавая необходимым различать названные виды интерпретационной деятельности Конституционного Суда, мы считаем, что для целей нашего исследования необоснованно придавать особое значение термину «конституционное толкование». Эти термины («конституционное толкование» и «толкование Конституции») – различные вербальные формулировки, которые могут использоваться для обозначения интерпретации конституционных норм. В более поздних работах профессор Т.Я. Хабриева стала использовать термины «конституционное толкование» и «толкование конституции» как идентичные [105] См.: Хабриева Т Я. Особенности казуального толкования Конституции Российской Федерации // Теоретические проблемы российского конституционализма / Под общ. ред. Т. Я. Хабриевой. – М., 2000.– С.38–53. .

Однако следует учитывать специфику сфер интерпретационной деятельности Конституционного Суда. Официальное нормативное толкование Конституции предполагает интерпретацию только конституционных норм, когда у субъектов права возникло неодинаковое их понимание и поэтому существует неопределенность в вопросе применения конституционных положений. Так, одним из критериев допустимости запроса о толковании федеральной Конституции является регулирование ею вопроса, который требует толкования. И запрос о толковании Конституции не является допустимым, если в нем ставятся вопросы, которые не получили разрешения в Конституции [106] Данный критерий допустимости был сформулирован в «отказном» определении КС от 22 мая 1997 г. в связи с запросом Законодательного Собрания Тверской области о толковании ст. 132 Конституции РФ. – См.: Кряжков В. А., Лазарев Л. В. Конституционная юстиция в Российской Федерации. – М., 1998.– С.309–310. . Деятельность Конституционного Суда по казуальному толкованию Конституции в связи с реализацией других полномочий по разрешению конкретных дел носит более сложный содержательный характер. Например, при сопоставлении проверяемых на конституционность норм законов и иных нормативных актов с нормами Конституции РФ Конституционный Суд вынужден не только интерпретировать конституционные нормы, но и давать конституционное толкование нормативного правового акта, положения (статьи, нормы) которого оспариваются заявителем. Без интерпретации конституционной нормы невозможно реализовать функцию конституционного нормоконтроля: проверить соответствует ли Конституции оспариваемый акт или его отдельное положение – это, значит, раскрыть смысл и содержание действующей конституционной нормы. Вместе с тем положения нормативного правового акта также истолковываются в свете действующих конституционных норм и принципов. Следовательно, казуальное толкование конституционных норм делает необходимым интерпретацию законов и других нормативно-правовых актов, чья конституционность ставится под сомнение.

В правовой системе России не предусмотрена возможность аутентического толкования Конституции в связи с тем, что она была принята на референдуме. Однако федерального законодателя (Федеральное Собрание) никто не лишал права на аутентическое толкование законов, хотя конституционные нормы непосредственно такое право не закрепляют. Против подобного права парламента может быть высказано возражение, что орган государственной власти, наделенный публично-властными полномочиями, должен действовать в соответствии с принципом «запрещено все, что прямо не разрешено». Отсюда можно заключить: раз Конституция не предписала прямого указания на полномочие толковать законы, значит такого права у парламента нет. Действительно, Конституция не закрепляет правомочие федерального законодателя принимать специальный правовой акт толкования как особую форму права. Самостоятельный правовой акт толкования права для реализации полномочий парламента не предусмотрен. Тем не менее, отдельные элементы толкования положений законов, могут содержаться и содержатся в самих федеральных законах, например, в специальном словаре терминов, используемых в отдельных федеральных законах. Особенно часто в последнее время федеральный законодатель стал использовать специальный понятийный аппарат с толкованием используемых в законе терминов, предваряя им основную содержательную часть федерального закона. Например, в ст. 2 Федерального закона от 24 июня 1999 года «О принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации» были раскрыты легальные определения, используемые в законе, такие как «предмет ведения Российской Федерации», «предмет совместного ведения Российской Федерации и субъекта Российской Федерации», «предмет ведения субъекта Российской Федерации», «компетенция органа государственной власти», «полномочия органа государственной власти» и другие [107] См.:СЗ РФ. – 1999.– № 26.– Ст.3176. . После того, как данный федеральный закон утратил юридическую силу, общие принципы разграничения полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъекта российской федерации стали закрепляться в ФЗ № 184 (Глава IV.1.) [108] ФЗ от 06.10.1999 № 184-ФЗ (ред. от 05.10.2015) «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» // СЗ РФ. 1999. № 42, ст. 5005. . Однако в данном законе отмеченные термины как юридические конструкции не раскрываются.