Андрей Синявский - Мое последнее слово. Речи подсудимых на судебных процессах 1966 - 1974}

Никаких просьб к суду у меня нет.

Я верующий христианин. А задача христианства не только в том, чтобы ходить в церковь. Она заключается в воплощении заветов Христа в жизнь. Христос призывал защищать всех угнетенных. Поэтому я защищал права людей, будь то почаевские монахи, баптисты или крымские татары, а если когда-нибудь станут угнетать убежденных антирелигиозников, я стану защищать и их… Ни один здравомыслящий человек не считает, что критиковать отдельные положения законов, вносить поправки к ним — является преступлением. Это демократическое право каждого гражданина завоевано в трудной борьбе за свободу английской, французской, Октябрьской революциями… Я писал правду, одну правду Все в моих произведениях основано на достоверных фактах и соответствует действительности. Я считаю, что данная речь прокурора является позором для советского суда…

Я не буду цитировать кодекса и доказывать свою невиновность Судят нас не за проступок, и вы это хорошо знаете. Нас судят в зависимости от той роли, которую мы играем в нежелательных для вас процессах. Есть люди, для ареста которых вы имеете больше формально-юридических оснований, чем для моего ареста. Но вам выгодно, чтоб люди эти были на воле, так как они понижают тонус украинского возрождения, тормозят его скорость, впрочем, не понимая этого. Этих людей вы никогда не тронете, даже если б они случайно попали к вам, вы постарались бы их немедленно освободить. Вы пришли к заключению, что В Мороз повышает температуру нежелательных вам процессов на Украине, а поэтому лучше отделить его от среды решеткой Что ж, это было бы очень логично, если бы не одно только «но»…

Начиная с 1965 года, вы посадили за решетку несколько десятков человек. Что это вам дало? Не буду говорить о тенденции — остановить ее не удалось еще никому. Но удалось ли вам ликвидировать, по крайней мере, ее конкретно-материальные проявления? Остановили ли вы, скажем, поток неофициальной, внецензурной литературы, который уже имеет название — «Самиздат»? Нет. Это оказалось вам не под силу. Самиздат растет, обогащается новыми формами и направлениями, обрастает новыми авторами и читателями, а главное — он пустил корни так широко и глубоко, что никакое увеличение штата доносчиков, никакие японские магнитофоны не помогут. Ваши усилия ни к чему не привели, и то, что вы делаете, можно было бы назвать по-русски «мартышкин труд». Но дело в том, что «мартышкин труд» — это работа, от которой никому не холодно и не жарко, работа без результата. О вашей работе этого не скажешь — она уже дала заметный эффект, но эффект совершенно противоположный тому, которого вы ожидали. Оказалось, что вы не запугали, а заинтересовали. Вы хотели потушить и вместо этого подлили масла в огонь. Ничто так не содействовало оживлению гражданской жизни на Украине, как ваши репрессии. Ничто так не привлекло внимания людей к процессам украинского возрождения, как ваши суды. Правду говоря, именно эти суды и показали широкой публике, что на Украине снова ожила гражданская жизнь. Вы хотели спрятать людей в мордовские леса — а вместо того вывели на огромную арену — и их увидел весь мир. Большинство активистов украинского возрождения стало активистами как раз в атмосфере возбуждения, вызванного вашими репрессиями. Словом, прошло уже достаточно времени, чтобы вы наконец поняли: репрессии вредят прежде всего вам. А вы все судите… Для чего? Чтобы выполнить план? Чтобы успокоить служебную совесть? Чтобы сорвать злость? Скорее всего — по инерции.

Вы внесли в современный послесталинский этап украинского возрождения то, без чего он был еще сырым и недозрелым: вы внесли элемент жертвенности. Вера возникает тогда, когда есть мученики. Их вы нам дали.