Михаил Якушев - Информация. Собственность. Интернет. Традиция и новеллы в современном праве

Любопытно хотя бы общем плане охарактеризовать подход к проблеме собственности, избранный Ричардом Пайпсом в монографии 1999 г. "Собственность и свобода". Аргументы в пользу концепции естественного происхождения частной собственности автор не только черпает в истории, но и заимствует из биологии и психологии. Получается, что собственность предопределяет взаимоотношения живого существа и мира. Будь то человеческий ребенок или животное — речь идет о территориальном разграничении, установлении дистанции, минимум которой приравнивается к жизненно необходимому пространству. Свобода, в интерпретации Р. Пайпса, представляет собой ни что иное, как "важную грань прав собственности" 67 67 Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2000. С.106. Напомним, что, за исключением ссылок на современные изыскания в области психологии и биологии, данная позиция не представляется чем-то новым. Уже Дж. Локк писал о том, что "каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав". Цит. по: Локк Дж. О государственном правлении // Локк Дж. Избранные философские произведения. В 2 т. М., 1960. Т.2. С.19. . Понятия "неприкосновенности личной жизни", "тайны переписки" и т. п. свидетельствуют о признании того факта, что у каждого человека есть его собственный мир, невидимая "территория", которая находится в его "собственности".

Для целей настоящей работы наибольший интерес представляет заключительная глава книги "Собственность в двадцатом столетии", в которой автор обращается к незаслуженно забытым фактам из нашей истории. Так, прямые налоги становятся нормой государственной жизни не ранее XX в. Например, в Афинах на налоги смотрели как на отличительное свойство тираний, а в глазах римлян налоги служили своего рода данью, и облагались ими только покоренные народы и прочие неграждане. В средневековой Европе, так же как и в Новое время, прямые налоги относились "к разряду чрезвычайных мер военного времени". "История, таким образом, свидетельствует, что в период, простирающийся от классической античности до двадцатого века, постоянное (в отличие от связанного с чрезвычайными обстоятельствами) налогообложение считалось в западном мире незаконным, если только речь не шла об обложении данью покоренных народов; платить налог правителям своей страны означало нести на себе печать социальной приниженности" 68 68 Пайпс Р. Указ. соч. С.308. . По аналогии с налогами Р. Пайпс рассматривает благотворительность как незаконную меру, поскольку "всякое требование денег от государства, чем бы оно ни оправдывалось, на деле есть требование, предъявляемое на деньги своих сограждан, и в его удовлетворении правительство выступает лишь как передаточное звено" 69 69 Пайпс Р. Указ. соч. С.315. .

И в случае с налогами, и в случае с благотворительностью речь идет об ограничении права частной собственности, которое оправдывается общественными или государственными интересами. Вопрос заключается в том, насколько существенный урон наносится институту собственности, когда собственника лишают тех или иных правомочий. Уже в конце XIX в. в праве Соединенных Штатов появляются прецеденты, когда отказ в праве пользования или его ограничение не рассматриваются как лишение собственности или ее изъятие. В двадцатом столетии подобная точка зрения окончательно победила. В 1979 г. Верховный суд США выносит решение, в котором указывается, в том числе, что "отказ в удовлетворении одного из традиционных прав собственности не равнозначен изъятию. По крайней мере, в случае, когда владелец сохраняет у себя весь "узел" прав собственности, извлечение из этого узла одной "нити" не является изъятием, потому что явление должно рассматриваться в его целокупности" 70 70 Цит. по: Пайпс Р. Указ. соч. С.324. . То, что мы наблюдаем в договорном праве, а именно все большие ограничения, которые накладывает государство на известный принцип "свободы договора", имеет непосредственное отношение, как полагает автор, к институту собственности. Р. Пайпса, как апологета частной собственности, происходящее, естественно, не устраивает: "Права собственности снова должны занять подобающее им место на шкале ценностей, а не приноситься в жертву недостижимому идеалу социального равенства и всеобщего экономического благополучия" 71 71 Там же. С.373. .

Воздерживаясь от оценочных суждений, можно констатировать тенденцию универсального характера, которая заключается в изменении соотношения частных и общественных (в том числе государственных) интересов в пользу последних. Собственность в западных правовых системах означает прежде всего частную собственность, вокруг которой надстраиваются все прочие виды собственности. Сегодня ситуация изменилась. Хотим мы этого или нет, мы вынуждены переосмысливать соотношение между государственной, "общей" и частной собственностью. Устоявшиеся критерии различения государственного и частного права — интересы государства как целого и интересы отдельного индивида, неравенство и, соответственно, равенство субъектов в правоотношениях и др. — перестают работать. Можно, правда, составить перечень норм, которые относятся либо к государственному, либо к частному праву, но такой конкретно-исторический подход вряд ли может претендовать на теоретическую обоснованность. Свобода договора и равенство субъектов оказываются на практике не более чем иллюзией. Договор становится все более обусловлен не волей сторон, а внешним принуждением со стороны государства или международных организаций, вместо "равенства" мы становимся свидетелями или непосредственно объектами "выравнивания". Таким образом, если государство — это прежде всего власть, то постепенное вымывание из гражданского права подлинной свободы волеизъявления должно означать социализацию частного права, пронизывание его невидимыми властными структурами. Однако только ли о государственной власти идет речь? Государство только пытается оказывать давление на экономическую и политическую жизнь общества. В действительности имеет место встречный процесс "юридической децентрализации", если воспользоваться термином Л.И. Петражицкого, когда центральная государственная власть вынуждена мириться с существованием множества самоопределяющихся центров. Правда, эти центры иные, чем их представлял Л.И. Петражицкий, — их образуют не частные лица или мелкие предприниматели, а коммерческие и общественные объединения (холдинги, концерны и аналогичные организации), которые обладают реальным экономическим весом. Иными словами, допуская отождествление "государства" и "власти", не следует при этом отождествлять интересы государственные и интересы общественные (включая экономические). В связи с такими кардинальными переменами деление на "государственное" и "частное" право потеряет свой изначальный смысл, так как мы лишь перемещаемся из одной сферы бытия "власти" в другую. Различение между публичным и гражданским правом является принципиальным (с юридико-научной точки зрения), но это не означает, что стремление по-новому ответить на старый вопрос, не прибегая к знакомым образцам, вызвано (по выражению И.А. Покровского) "состоянием научной усталости", скорее, оно вызвано усталостью практики. При этом угроза общественному интересу в праве интеллектуальной собственности усматривается не только в возможности победы частных интересов автора. В профессиональных юридических кругах нарастает озабоченность монополизацией сферы "общественного достояния" 72 72 Многочисленные голоса за то, чтобы признать ограничение авторских прав необходимостью, чтобы рассматривать исключения как правило, являются отражением борьбы "за правое дело", за общественные интересы. .