Дмитрий Серебряков - Особенности национального суда

К такому результату раздумий судья обычно приходит в следующих случаях:

— когда собраны (или выбиты) «достаточные» доказательства и обвиняемый, размазывая сопли, кается во всех свершенных грехах;

— когда признание получено методами допроса «третьей степени», а документальные доказательства изящно подтасованы следователем;

— когда прокурору удалось договориться с судьей О том, что последний принимает дело к производству, а там что будет, то и будет, результат не важен;

— когда сам судья (или кто-то из его родственников) пострадал от аналогичного преступления и Теперь появляется шанс «отыграться»;

— когда Вы лично несимпатичны судье (по самым разнообразным причинам, о которых Вы можете и не догадываться. К примеру, судья могла учиться вместе с Вами в одной школе, быть тайно в Вас влюбленной, а Вы нахально не обращали на нее внимания. Подобные житейские коллизии встречаются чаще, чем мы предполагаем);

— когда судья молод и полон энергии (это проходит быстро, но шанс нарваться на такого «живчика» все же имеется);

— когда есть указания свыше с Вами «разобраться». Но в любом случае (речь в данном случае идет об обвиняемом) принятие дела к производству означает какую-либо Вашу недоработку: отсутствие необходимого количества заявлений, недостаточную аргументированность ходатайств, невнимание к делу в процессе ведения следствия, перебор в издевательствах над должностными лицами, постоянные оскорбления иных участников процесса, отдача защиты Ваших прав «на откуп» адвокату или нечто подобное.

Вариант с деятельным раскаянием или чистосердечным признанием не рассматривается, эта книга пишется для нормальных людей.

2. О возвращении дела для производства дополнительного расследования — чрезвычайно распространенное решение, являющееся производным влияния следующих факторов:

— судья не понял сути дела вообще;

— слишком явно торчат «ушки» следователя, подгонявшего доказательства под события;

— не разрешены ходатайства участников процесса, имеющие существенное значение для дела;

— материалы дела не соответствуют фабуле обвинительного заключения, обвинение построено только на «внутреннем убеждении» следователя;

— наличествует чрезмерное даже для отечественной Правоохранительной Системы число процессуальных и иных нарушений;

— следователь испортил документы дела, используя их в качестве подстилки для нарезания жирной закуски, пролил кетчуп или красный портвейн;

— хитроумный обвиняемый уничтожил часть документов в процессе ознакомления с материалами, а следователь этого не заметил;

— следствие не приняло к сведению участие в событиях иных возможных подозреваемых, не опросило свидетелей, не вынесло никакого решения в отношении группы лиц, прямо или косвенно имевших отношение к исследуемым фактам;

— судья за что-то не любит прокурора и всячески осложняет ему жизнь;

— судья собрался на «заслуженный отдых» и ему глубоко наплевать и на дело, и на всю Правоохранительную Систему в целом.

Практически пункт 2 настоящей статьи может быть использован в любое время и по любому делу, привязаться всегда есть к чему. В большинстве случаев даже привязываться не надо, достаточно внимательно просмотреть десяток-другой страниц дела, чтобы выписать несколько серьезных недоработок, которые крайне необходимо устранить.

На пути увлекательного процесса доследования встают «мужественный» прокурор и нытик-следователь, бухтящий о том, что он собрал все доказательства. Но судью эти два комичных персонажа не остановят — раз решил отправить на «дослед», значит, отправит. Вопрос в другом: а насколько это выгодно обычным гражданам — участникам процесса?

Логично было бы предположить, что доследование ееть действие по уточнению имеющихся факторов и сбору или проверке новых доказательств. Относительно второго сразу можно быть уверенным— если доказательства не проявились в процессе предварительного следствия, то возникновение их в доследовании свидетельствует либо о фпльсификации уголовного дела, либо о чуде. Но следователям мало подходит определение «чудотворец» (скорее, «чудик» или «чудило»), из чего вытекает, что мы имеем дело с попыткой фальсификации.

Уточнение имеющихся фактов — это абсурд. Свидетели по прошествии времени начинают забывать подробности событий, путаться и давать показания, отягощенные вольными интерпретациями и дополнительными сведениями по делу, которые вольно или невольно стали им известны в процессе расследования. Человеческая память имеет сложную структуру, и чем дальше, тем больше изменяются воспоминания о произошедшем. И обвиняемому, и потерпевшему это ничего хорошего не сулит, ибо непонятно, в какую сторону потянет свидетеля, — он может камня на камне не оставить от обвинения, заявив, что ничего не помнит, а если и помнит, то все было совсем иначе. Но возможен и прямо противоположный Вариант: свидетель внешне испытает приступ «обострения Памяти» и ляпает такое, что сподвигает следователя задержать ещё пяток подозреваемых. Пути воспоминаний свидетелей воистину неисповедимы.