Владимир Алпатов - Языковеды, востоковеды, историки

Летом 1915 г. по хуторам был объявлен набор в Каменскую мужскую гимназию. У нас историки мало пишут о реформах в российской системе образования, происшедших перед самой революцией, а если пишут, то не всегда точно: например, приписывая реформы П. А. Столыпину, который тогда уже четыре года лежал в могиле. Инициатором же их был на самом деле министр народного образования граф П. Н. Игнатьев. Ограничения для «кухаркиных детей», действовавшие три десятилетия, были отменены, и принимались меры, которые дали бы возможность способным детям из «простых» получить образование. «Игнатьевские гимназисты» потом заняли заметное место в советском обществе, достаточно назвать две фамилии: Шолохов и Брежнев. Из Сибилёва Степан Васильевич порекомендовал троих, все они поступили в гимназию. Оба товарища сохраняли дружбу с отцом и на моей памяти, один стал инженером-строителем, начальником стройуправления, другой – учителем, отец пошел дальше всех. А из его братьев и сестер и из всех других его друзей детства никто не получил образование выше начального. Так что его судьба в первый раз была определена добрым человеком – учителем.

Гимназия в окружной Каменской станице (ныне город Каменск-Шахтинский) значила для деревенского мальчишки очень много. Еще недавно ходил за плугом и пас скот, а теперь учил латынь и немецкий. Латынь он с тех пор любил всю жизнь и через много лет, когда я был студентом, гонял меня по всем склонениям и спряжениям. Помимо школьных уроков он учился играть на мандолине и рисовать (долго мечтал стать художником). Любимым его педагогом стал Митрофан Петрович Богаевский, директор гимназии и учитель истории, кадет по взглядам. Его называли «донским златоустом». В первые месяцы гражданской войны он станет правой рукой атамана Каледина и в феврале 1918 г. будет красными расстрелян (в «Тихом Доне» он упоминается). Став коммунистом, отец всегда вспоминал о нем с большим уважением. Именно после его уроков гимназисту впервые захотелось стать историком. Но до осуществления мечты было еще много лет.

Началась гражданская война. Гимназисты видели и Каледина, и Краснова, а бой под Глубокой, описанный у Шолохова, гремел совсем рядом. Отец много слышал про этот бой от разных его участников и потом часто рассказывал, что Шолохов в описании боя много напутал. Последней его прижизненной публикацией стал рассказ об этом бое, вложенный в уста одного из героев романа «Горели костры», он мечтал о второй книге романа – про Гражданскую войну, но успел написать лишь этот фрагмент. Весной 1919 г. занятия прекратились, пришлось вернуться на хутор. К этому времени дед умер, снова командовать в доме стал Антон Данилович, вернувшийся с фронта, человек властный и упрямый. А мимо Сибилёва, отступая, дважды проходила армия Деникина. Антон Данилович свое уже отвоевал и вместо себя отправлял старшего сына. Первый «отступ» летом 1919 г. оказался коротким, быстро удалось прийти домой. Второй раз деникинцы отступали уже окончательно в конце 1919 г. Отец, которому только что исполнилось шестнадцать лет, ушел из дома с родительскими конями и подводой в обозе армии Деникина. То ли за три, то ли за четыре месяца ему пришлось отступать от Сибилёва до Новороссийска.

Белую армию Михаил увидел уже в период ее разложения. Холод, голод, вши, развал дисциплины и чудовищная озлобленность солдат и офицеров. Немногих попадавших им в руки красных пытали и убивали. В самом конце пути украли подводу и коней. Наконец, в марте 1920 г. белые оказались прижаты к Черному морю. Ночь под Новороссийском они назвали «ночью Страшного суда». Отец спустя много лет говорил моей матери, что это была самая тяжкая ночь в его жизни. Масса народа пыталась погрузиться на не очень большой корабль. Сели в основном «господа офицеры», для большинства места не хватило, корабль отправился, толпа бросилась вплавь, пытаясь забраться на борт. И тогда ударили по толпе из корабельных орудий. Били по своим! Это нельзя было уже никогда забыть.

Оставшиеся на берегу без всякой надежды ждали появления красных. Думали, что всех убьют. Случилось иначе. Кого-то отправили под трибунал, но многим предложили вступить в Красную Армию (вспомним Григория Мелехова), а мальчишек, вроде моего отца, красноармейцы обогрели, накормили и отпустили домой. Опять встретились добрые люди! Все могло бы быть иначе, Михаил мог сесть на тот корабль и оказаться в эмиграции. Но получилось именно так: 16-летний юноша увидел у белых все самое худшее, а встреча с красными оказалась счастливой. И неудивительно, что он сделал эмоциональный выбор в пользу красных на всю жизнь. С большими приключениями, то пешком, то на подножках и в товарных вагонах, он только к лету добрался до своего хутора. По пути было много приключений, но и тут иногда попадались добрые люди.