Владимир Алпатов - Языковеды, востоковеды, историки

Сентябрем 2005 г. датируется ныне опубликованное письмо Сергея Анатольевича нобелевскому лауреату М. Гелл-Манну по поводу предполагавшегося международного проекта «Эволюция человеческих языков» (с учеными иных специальностей часто бывало легче находить общий язык, чем с лингвистами). В четверг 29 сентября Старостин сделал доклад на Ностратическом семинаре, а в конце следующего дня провел занятие со студентами в РГГУ (я одновременно читал лекцию там же, но в другом корпусе, и узнал о случившемся лишь на другой день). После занятия они остались вдвоем с О. А. Мудраком. Вдруг Старостин сказал, что ему плохо, и упал. «Скорая помощь» могла лишь констатировать смерть. Вскрытие показало, что у него уже был перенесенный на ногах инфаркт, а причиной смерти стал тромб.

Старостин был среди его современников единственным, кто одновременно занимался японским и китайским языком. Как я упоминал в очерке «Трудное плавание по течению», последним его предшественником здесь был Н. И. Конрад. Учеными они были совершенно разными и по научной школе, и по интересам, но вот такое совпадение: умерли они в один день 30 сентября и чуть ли не в тот же час, только Старостин на 35 лет позже.

Не помню за последние годы столь многолюдных похорон. Все, даже знавшие о научной деятельности Старостина лишь понаслышке, понимали, кого потеряли. Безусловно, если бы Старостин вел более размеренную жизнь и следил за здоровьем, он бы мог прожить больше, чем 52 года. В. В. Иванов, вспоминая, как его младший коллега отводил три дня на изучение диалекта, считает, что он мог интуитивно чувствовать недостаток отпущенного ему судьбой времени. Такое заключение трудно как доказать, так и опровергнуть.

Коллектив, основанный Старостиным, продолжает существовать, работа идет. Каждый из его бывших сотрудников – сильный специалист по той или иной семье или группе языков, у них уже есть собственные ученики, но сможет ли кто-нибудь, кроме него, охватить все изучаемые семьи и связать их воедино? Вся жизнь Сергея Анатольевича была подчинена большой страсти: дойти до «языка Адама», пусть пока так и не известно, был ли он на самом деле.

О своем отце Михаиле Антоновиче Алпатове (1903–1980) я мог бы сказать словами его ровесника (моложе отца на три месяца) Аркадия Гайдара: «Обыкновенная биография в необыкновенное время». У его поколения молодость пришлась на бурную эпоху, судьба независимо от воли человека делала самые неожиданные повороты. Из его друзей детства и юности многие не дожили до сорока, кто погиб в одну из войн, кто в коллективизацию, кто «в репрессию» (как было написано в музее енисейской деревни Ворогово про первого председателя местного колхоза). А те, кто, как отец, дожили до послевоенных лет, обычно, как и он, после этого жили более или менее спокойно, без больших событий, и уходили из жизни от старческих болезней в мирные («застойные», как потом стали говорить) времена (до новых катаклизмов из них мало кто дотянул). Судьба отца четко делится на два почти равных периода: до Отечественной войны включительно и после. Первый период богат событиями, второй прошел в основном за письменным столом.

Михаил Антонович родился 7 (20) ноября 1903 г. в казачьем хуторе Сибилёве Митякинской станицы Донецкого округа Области Войска Донского. Теперь это Каменский район Ростовской области. Он был старшим из шести детей Антона Даниловича (1883–1964) и Агриппины Дмитриевны (1885–1975) Алпатовых. Мой отец никогда не скрывал свое казачье происхождение. Наоборот, он очень гордился тем, что он казак и именно донской казак.

Обычное крестьянское детство, о нем отец любил вспоминать, многое вошло в роман «Горели костры», изданный им в 1970 г. Как раз тогда в Сибилёве открылась приходская школа, и он отучился положенный срок у учителя Степана Васильевича. Потом он изобразил этого учителя в романе, сохранил ему даже подлинные имя и отчество, но приукрасил биографию, сделав революционером. На деле учитель не занимался политикой и был горьким пьяницей. Но он был добрым человеком, и отец сохранил о нем хорошую память. Отец часто говорил и писал, что не раз в жизни он встречал добрых людей, которые ему помогали в сложных ситуациях.

На этом образование должно было закончиться. Как-то Антон Данилович, мастер на все руки, сказал: «Все я умею, одного не умею и не люблю – тачать сапоги. Пусть Мишка будет сапожником». И он уже договорился с местным сапожником, что по окончании полевых работ мальчик пойдет к нему учеником. Но это было лето 1914 г., отец Михаила ушел на войну, мать с детьми вернулась к отцу Дмитрию Петровичу Алпатову (они были однофамильцы с зятем), а тот был совсем другим человеком (внук тоже изобразит его в романе). Сам он не получил никакого образования (умел только расписываться), но уважал «ученых людей» и хотел, чтобы его внук учился дальше. Обучение у сапожника не состоялось. Но вряд ли бы что получилось, если бы не подвернулся случай.