Владимир Алпатов - Языковеды, востоковеды, историки

И в то же время Кока Александровна не скрывает и отрицательных сторон личности своего учителя и друга, признавая, что в своих злоключениях он бывал виноват и сам. Игорь Михайлович и его более знаменитая старшая сестра Лариса «выросли безусловно талантливыми, образованными, смелыми и целеустремленными, но проникнутыми представлениями о своей исключительности и потому натурами холодными и эгоцентричными. Их снедало стремление прославиться, играть первую роль, управлять людьми. Человек для Рейснеров не имел самостоятельной ценности». «Он стал участником тогдашних бесконечных интриг между востоковедами». «Несколько манерно, работая “на публику”, Игорь вел себя всю жизнь». Упомянуты и его неприглядные поступки: Рейснер добился исключения студента, протестовавшего против безграмотных лекций его протеже.

По мнению Антоновой, «Игорь мечтал построить свою карьеру по примеру тех англичан, которые были одновременно и крупными администраторами, и авторами классических научных исследований по истории “подопечной” страны… По линии научной это Игорю в значительной степени удалось… Однако играть крупную политическую роль он не сумел, и это являлось для него постоянным источником скрытого недовольства и обиды». Оценка, во всяком случае, интересная.

Но что в итоге дал Рейснер в науке? Антонова не раз указывает, что для своего времени его труды были важны и значительны. Но общий итог оказывается все же неутешителен: после его смерти в 1958 г. «хотели еще выпустить сборник его статей, но даже его сын Лева, тоже индолог, не смог выбрать ничего, что представляло бы интерес сегодня… Риторика Игоря поблекла, краски осыпались, метод исследования обветшал. Сейчас трудно понять, чем Игорь так привлекал сердца его учеников».

Вероятно, это так. Но тут приходят в голову два соображения. Московская школа востоковедов-марксистов была очень уязвима даже не только своей «советскостью»: любые обобщения (за очень редкими исключениями) устаревают быстро, а факты долговечнее, и тут ее соперники ленинградцы оказывались в более выгодном положении. В 30-е гг. марксизм вовсе не выглядел так, как потом. В ту пору в его рамках еще многое предстояло сделать, многими вопросами надо было заниматься впервые, и это могло быть интересно. А из сказанного Антоновой следует, что идеи И. М. Рейснера стали устаревать еще в советское время: уже тогда наука менялась. И не по сходным ли причинам сама Кока Александровна перестала активно заниматься востоковедением сравнительно рано, уйдя на пенсию, когда ей не было и семидесяти? Мемуары показывают, что и в восемьдесят лет она была в неплохой форме, но за последние три десятилетия ее жизни они оказались единственным ее крупным произведением.

Второе, не отмеченное Антоновой: часто существует разрыв между личностью автора и его сочинениями. Друзья и знакомые М. А. Шолохова просто не верили в то, что такой на вид серый человек мог написать «Тихий Дон», отсюда и пошли рассказы о том, что роман писал кто-то другой (политику сюда примешали позже). С другой стороны, ученые, не знавшие лично академика Н. Я. Марра, обычно видели в его поздних трудах лишь бред сумасшедшего, но с этим не соглашались те, кто слышали его пламенные выступления: их сила и напор покоряли аудиторию. Рейснер, конечно, был совсем другим человеком, чем Марр, но он тоже был ярок, интересен как личность, к тому же, по выражению Антоновой, работал «на публику». А при «остраненном» чтении все это пропадает.

Но, безусловно, Рейснер у Коки Александровны получился интересной личностью, одновременно привлекательной и отталкивающей. И ей веришь. И совсем другая личность – узбекский востоковед Мухамеджан Юлдашевич Юлдашев (о нем и о его изображении в мемуарах Антоновой я пишу в очерке «Человек в трех зеркалах»). Рейснер и Юлдашев – два советских востоковеда одного поколения. На этом, пожалуй, их сходство заканчивается. Дворянин и малограмотный «выдвиженец» сталинского времени. Казалось бы, для Антоновой Юлдашев должен был стать однозначно отрицательной фигурой. Но, оказывается, это не так. И в нем она нашла нечто.

Иногда мемуаристка прямо рассуждает о неоднозначности людей, с которыми сталкивалась. Она вспоминает востоковеда Е. Ф. Лудшувейта, который ей «был несимпатичен» и которого студенты за низкое качество лекций называли Худшувейтом. Но именно он в 1945 г. спас от разрушения дворцовый ансамбль Сан-Суси в Потсдаме, за что в его честь там поставлена мраморная доска. И она пишет: «Среди московских востоковедов того времени было много людей умнее и симпатичнее Лудшувейта, но ни о ком из них нет такой мраморной благодарственной памяти. Сложен характер человека!». И стремлением показать такие сложности сильны воспоминания.