Уже современники Чехова заметили, что «главное, невидимо действующее лицо» в его произведениях – быстротекущее время. Пьеса «Вишневый сад» дает почти физическое ощущение текучести времени. Его неумолимый ход – главный нерв внутреннего сюжета.
Временные границы внешнего действия пьесы – с мая по октябрь. В первом действии много точных указаний на время. На два часа опоздал поезд. Пять лет назад уехала из имения Раневская. Шесть лет назад умер ее муж, а через месяц утонул семилетний сын Гриша. Лопахин вспоминает о себе, пятнадцатилетнем, когда он впервые увидел Раневскую. По мере развития действия время как бы расплывается, превращаясь в нечто трудноопределимое, давно и безвозвратно прошедшее: «Я тут спала, когда была маленькой…» (Раневская); «В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад…» (Фирс); «Шкап сделан ровно сто лет тому назад» (Гаев).
Линию настоящего времени ведет один персонаж – Лопахин. С его реплики: «Который час?» – начинается действие. Он контролирует время, о чем свидетельствует постоянная авторская ремарка «(Смотрит на часы)». Можно быть уверенными, что пунктуальный Лопахин никогда не потеряется во времени, не забудет о нем: «Мне сейчас, в пятом часу утра, в Харьков ехать». Он поставлен в жесткие рамки настоящего и, возможно, поэтому особенно чуток к ходу времени. В первом действии Лопахин дважды повторяет реплику «время идет», прежде чем назовет роковую дату ближайшего будущего – 22 августа. Практически все персонажи в первом действии пребывают в некоем пограничном состоянии – между сном и явью. Они вспоминают прошлое, которое для них оказывается большей духовной реальностью, нежели настоящее. Их мир – мир призрачных грёз, чуждый действительности. «Посмотрите, покойная мама идет по саду!..» – радостно восклицает Раневская.
Элегический тон первого действия, как бы опрокинутого в прошлое, сменяется философским диспутом о «гордом человеке». Место спора – поле у заброшенной часовни, время – перед заходом солнца. Этот эпизод проясняет, что бегство из настоящего в будущее чревато не менее страшными последствиями, нежели погружение в прошлое. Внимая Пете Трофимову, пророчествующему о будущих путях человечества, герои не слышат предупреждения Лопахина, развивающего заявленную в первом действии тему времени: «Надо окончательно решить, – время не ждет». «Настоящее время» требует не восклицаний, а поступков и решений, однако чеховские герои на них не способны. В этом смысле Петя Трофимов близок Гаеву и Раневской. Нелепость их положения в том, что они утратили чувство настоящего. Кроме того, сама неспособность персонажей к сильным чувствам прямо зависит от их отношений со временем. Привязанности одних остались в прошлом (сюжетная линия Раневская – парижский любовник), другие по пути в будущее растеряли человеческие качества («Мы выше любви», – провозглашает Петя Трофимов). Примечательно, что практически все чеховские герои не знают любви.
Третье действие – встреча с настоящим, сопротивляться которому бессмысленно. Эмоциональный тон «бала некстати» передает нервный ритм и стремительную скорость уходящей жизни. Победный возглас нового хозяина – «Вишневый сад теперь мой!» – обнаруживает комизм и нелепость притязаний человека, считающего, что можно остановить время и заключить его в рамки настоящего. Впрочем, в монологе Лопахина зазвучала и неожиданная для него тема: «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…» Интуитивно он чувствует иллюзорность своей победы: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась бы наша нескладная, несчастливая жизнь».
Дом, на время принявший странников по этой «нескладной, несчастливой жизни», пока еще стоит, но предчувствие Раневской, высказанное во втором действии, оправдалось: «Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом». Он и в самом деле «обвалился» под веселую музыку и «топотанье» Лопахина.
Четвертое действие в пьесе наиболее динамично. Ход времени ускорился: счет идет на минуты. Лопахин объявляет: «На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы, в дверь.) Господа, имейте в виду, до поезда осталось всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию ехать. Поторапливайтесь». Раневская живет как будто в ином временном измерении: «Минут через десять давайте уже в экипажи садиться…»; «Еще минут пять можно»; «Ведь одна минута нужна, только»; «Я посижу еще одну минутку». В этой «минутке» для Раневской – вся ее прошлая жизнь: «Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу