В отличие от большинства других полководцев, Багратион изображен во время сражений, а не на военных советах. Смелый и решительный на поле боя, в светском обществе он робок и застенчив. На банкете, устроенном в Москве в его честь, Багратион оказался «не в своей тарелке»: «Он шел, не зная, куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене». Узнав Николая Ростова, он сказал «несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день» (т. 2, ч. 1, III). «Несветскость» Багратиона – штрих, свидетельствующий о теплом отношении Толстого к этому герою.
Багратион многими качествами напоминает Кутузова. Оба полководца наделены высшей мудростью, историческим чутьем, всегда поступают именно так, как нужно в данный момент, проявляют подлинный героизм, непоказное величие. «Неторопливый» Багратион как бы дублирует «бездействующего» Кутузова: не вмешивается в естественный ход событий, интуитивно прозревая их смысл, не препятствует действиям подчиненных.
Многие полководцы не выдерживают строгого нравственного суда Толстого-историка и художника. Генералы-«чужеземцы» на русской службе – штабные теоретики. Они много суетятся, думая, что от их диспозиций зависит исход сражений, но реальной пользы не приносят, так как ими руководят только эгоистические соображениями. На поле боя их не увидишь, но зато они участвуют во всех военных советах, где отважно «сражаются» в словесных баталиях, как, например, на военном совете накануне Аустерлицкого сражения. Все, о чем многозначительно рассуждают генералы, продиктовано их мелочностью и непомерным самолюбием. Например, возражения Ланжерона, критиковавшего диспозицию самонадеянного и гордого Вейротера, «были основательны», но их настоящей целью было «как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии» (т. 1, ч. 3, XII).
Барклай де Толли – один из самых известных военачальников 1812 года, но Толстой «отстранил» его от участия в исторических событиях. В редких суждениях героев романа он назван «непопулярным немцем», «не внушающим доверия»: «стоит за осторожность», избегает сражений. Капитан Тимохин, выражающий народную точку зрения, на вопрос Пьера Безухова, что он думает о Барклае, ответил уклончиво: «Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший [Кутузов] поступил…» (т. 3, ч. 2, XXV). Слова Тимохина свидетельствуют о непопулярности Барклая де Толли в армии. Ему не находится места в народной войне, несмотря на его честность, «немецкую» исполнительность и аккуратность. Барклай, по мнению писателя, слишком рассудочен и прямолинеен, далек от национальных интересов, чтобы эффективно участвовать в таком стихийном событии, как Отечественная война.
При штабе государя на начальном этапе войны состояло множество генералов, которые «находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние» (т. 3, ч. 1, IX). Среди них Армфельд – «злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра», Паулучи, «смелый и решительный в речах». Один из «кабинетных теоретиков» – генерал Пфуль, пытавшийся «руководить делом войны», не участвуя ни в одном сражении. Его кипучая деятельность ограничивалась составлением диспозиций и участием в военных советах. В Пфуле, подчеркивает Толстой, «был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков-генералов», но «он был типичнее всех их». Главные отрицательные черты этого генерала – крайняя самоуверенность и прямолинейность. Даже когда Пфулю угрожала немилость, он больше всего страдал от того, что не сможет теперь доказать превосходство своей теории, в которую фанатично верил.
Толстой показал русскую армию на разных иерархических уровнях. Изображению французской армии и французских полководцев уделяется гораздо меньше внимания. Отношение писателя к французским полководцам крайне негативное. Это обусловлено тем, что армия, возглавлявшаяся французскими полководцами, вела несправедливую, захватническую войну, тогда как русская армия и многие русские полководцы участвовали в справедливой, народно-освободительной войне.
Подробно изображены два французских маршала – Мюрат и Даву. Они показаны, в частности, через восприятие посланца Александра I Балашева, который встречается и с тем, и с другим. В авторских характеристиках Мюрата господствует иронический тон, его внешний облик и поведение подчеркнуто комичны: «На вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями, с черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы» (т. 3, ч. 1, IV). «Неаполитанский король» Мюрат – всадник с «торжественно-театральным лицом», весь «в браслетах, перьях, ожерельях и золоте» – напоминает мушкетера из приключенческих романов АДюма. В изображении Толстого это опереточная фигура, злая пародия на самого Наполеона.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу