Воспоминания декабристов и, главное, документы следствия не подтверждают намерения Волконского (а тем более данного ему кем-то поручения) принять Пушкина в Южное общество. Более того, в итоговом документе следствия, «Алфавите декабристов», специально отмечалось: «несмотря на то, что был начальником Каменецкой управы, не действовал ни на привлечении к обществу, ни на приготовление подчиненных своих к цели оного. В ответах был чистосердечен» [78] Декабристы: Биографический справочник. М., 1988. С. 240.
.
«Поздний» Вяземский не верил в то, что декабристы не приняли Пушкина в тайное общество, опасаясь за его талант, и прямо писал об этом:
Многие из них (декабристов. – И. Н .) были приятелями его, но они не находили в нем готового соумышленника, и, к счастию его самого и России, они оставили его в покое, оставили в стороне. Этому соображению и расчету их можно скорее приписать спасение Пушкина от крушений 25-го года, нежели желание, как многие думают, сберечь дарование его и будущую литературную славу России. Рылеев и Александр Бестужев, вероятно, признавали себя такими же вкладчиками в сокровищницу будущей русской литературы, как и Пушкин, но это не помешало им самонадеянно поставить всю эту литературу на одну карту, на карту политического быть или не быть [79] Вяземский П. А . Приписка к статье «Цыганы. Поэма Пушкина» // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 119.
.
II
Период тесного общения Пушкина с И. Д. Якушкиным приходится на ноябрь 1820 года, когда поэт некоторое время жил в имении братьев Давыдовых – Каменке. Здесь в ноябре – декабре 1820 года Пушкин оказался в эпицентре дискуссии, которая была продолжена в январе 1821 года на Московском съезде Союза Благоденствия. Вопрос, который обсуждался в Каменке – могло ли Тайное общество быть полезным России, – был центральным и в Москве, где, так же, как и в Каменке, мнения декабристов разделились: некоторые отрицали эту полезность, другие, и среди них Якушкин и Василий Давыдов, считали, что Тайное общество в России необходимо.
Из «Записок» И. Д. Якушкина мы узнаем о знаменитом споре, имевшем место в Каменке, когда
М. Ф. Орлов предложил вопрос, насколько было бы полезно учреждение Тайного общества в России… ‹Александр› Раевский стал мне доказывать противное и исчислил все случаи, в которых Тайное общество могло бы действовать с успехом и пользой; в ответ на его выходку я ему сказал: «Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите; я предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало Тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились бы?» – «Напротив, наверное бы присоединился», – отвечал он. «В таком случае давайте руку», – сказал я ему. И он протянул мне руку, после чего я расхохотался, сказав Раевскому: «Разумеется, все это только одна шутка».
Другие также смеялись, кроме А. Л. ‹Давыдова›, «рогоносца величавого», который дремал, и Пушкина, который был очень взволнован; он перед этим уверился, что Тайное общество или существует, или тут же получит свое начало и он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка». В эту минуту он был точно прекрасен [80] Якушкин И. Д . Из «Записок» // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 356.
.
Этот эпизод – один из самых известных в пушкинской биографии. Его обычно приводят как доказательство близости поэта к декабристам. И в определенной степени это справедливо, потому что спор в Каменке – конечно, не просто мистификация, а начало жарких прений, продолженных его участниками М. Ф. Орловым, И. Д. Якушкиным, К. А. Охотниковым уже в Москве, на последнем съезде Союза Благоденствия, менее чем через месяц после описанных событий. Участие в этой дискуссии Пушкина – важный показатель того, что Пушкин подошел к заговору очень близко.
Но это история еще и о том, как Пушкин, подойдя к заговору, все-таки не был в него вовлечен. Якушкин не дает прямого объяснения этому обстоятельству, а «заставляет» самого Пушкина его объяснить, вкладывая в уста поэта слова, которых он, скорее всего, никогда не произносил:
В 27-м году, когда он пришел проститься с А. Г. Муравьевой, ехавшей в Сибирь к своему мужу Никите, он сказал ей: «Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в свое общество; я не стоил этой чести» [81] Якушкин И. Д . Из «Записок» // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 358.
.
Читать дальше