И вот камбоджийский писатель взобрался на трибуну и начал свою речь. Мой коллега из Камбоджи начинает водить пальцем по французскому тексту, с которого я перевожу на русский язык в микрофон. Оратор продолжает с воодушевлением говорить, его соотечественник водит своим перстом по французскому тексту, я выдаю русский текст, на остальные рабочие языки с моего текста переводят другие синхронисты. Все идет как будто по разработанному сценарию, меня настораживает только появляющееся недоуменное выражение лица оратора в те моменты, когда в зале раздаются аплодисменты или смех. Я привязан к тексту, вернее к пальцу кхмерского переводчика, и исправить что-либо не в силах. В это время указующий перст моего коллеги подходит к концу текста. Нужно провозглашать пару лозунгов против империализма и за процветание Камбоджи. Но я этого не делаю: в тоне оратора не появляется никаких патетических нот. Палец моего помощника исчезает с текста выступления, и он смущенно пожимает плечами. Что делать? Переворачиваю французский текст и начинаю переводить его во второй раз. В зале не чувствуется недоумения. Никто не замечает, что он слушает уже слышанное. (И это естественно, так как в большинстве речей повторялись дежурные фразы о необходимости единства писателей мира в борьбе с империализмом и т. п.) Вдруг начинаю улавливать торжественные нотки в речи оратора. Нахожу «мостик» к заключительным лозунгам и вслед за выступающим заканчиваю перевод его речи. Все довольны, а председательствующий писатель Константин Симонов отмечает в заключительном слове четкую работу переводчиков.
Наконец, третий эпизод имел место на самом высшем уровне. 1959 год, совещание руководителей коммунистических партий, прибывших в Москву со всех континентов. Только что выступил Энвер Ходжа, руководитель албанских коммунистов. Он резко критиковал Никиту Сергеевича Хрущева за то, что компартия Советского Союза сокращает помощь Албании в связи с тем, что Албания пытается прокладывать в политике самостоятельный курс. Н. С. Хрущев краснеет, его небольшие глазки становятся все более колючими. В тот момент, когда я сажусь в будку синхронного перевода, он встает и, еле сдерживая себя, начинает тихо говорить. Чувствуется, что говорить спокойно ему чрезвычайно трудно. Его речь представляет собой сплошное крещендо, и после перечисления всех видов помощи, которую КПСС оказывает Албании, происходит взрыв. Хрущев кричит о черной неблагодарности, обвиняет Э. Ходжу во всевозможных грехах и в заключение, теряя самообладание, взрывается окончательно: «И этот человек обос…л нас с ног до головы, туды его мать!». Я все это обязан переводить, но на последней фразе у меня происходит, естественно, запинка и в микрофоне на французском языке возникает вариант значительно меньшей по резкости тональности: «И этот человек покрыл нас грязью с ног до головы». После речи Хрущева объявляется перерыв, и я выхожу из кабины. Меня ждет референт международного отдела ЦК КПСС, который курирует французскую службу совещания и который прилично разбирается во французском языке. Он холодно смотрит на меня и спрашивает: «Кто Вам разрешил поправлять генерального секретаря нашей партии?». Я пожимаю плечами и отвечаю: «Решение я принял сам, у меня не было времени для консультаций». Референт, с которым у меня были всегда хорошие отношения, пробормотав: «Вам придется за это отвечать», круто поворачивается и уходит. Минут через десять он появляется с Хо Ши Мином, генеральным секретарем компартии Вьетнама, который благодарит французскую бригаду синхронистов за работу. Цековский референт отводит меня в сторону и доверительно шепчет: «Никита Сергеевич велел поблагодарить Вас, он не хотел, чтобы его грубые выражения звучали на всех языках».
Рассмотрим все три случая с точки зрения работы переводчика, который, как нам стало известно, призван неписанными законами профессии в первую очередь передать сообщение. В первом из них слова «старый черт» были переданы как «старичок». Налицо явное искажение, и тем не менее переводчица была права. Слова «старый черт» не были для нее сообщением, так как сержант на контрольно-пропускном пункте не предназначал их французскому полковнику, он был уверен, что француз русского языка не поймет. А это значит, что международный ляпсус при проверке документов следовало не сохранять, а исправлять.
Во втором случае сообщением для переводчика был не устный текст писателя на кхмерском языке, а его письменный вариант на французском языке. Когда французский текст под управлением дирижерской палочки личного переводчика оратора был передан на русском языке, синхронному переводчику оставалось либо замолчать и дать какое-либо объяснение в зал, что не послужило бы на пользу камбоджийской делегации и устроителей конференции, либо придумать за оратора продолжение речи. Последнее могло привести к искажению сообщения и вызвать серьезные неприятности. По-видимому, наименьшим злом оказался повторный перевод части текста, что не выходило за рамки сообщения.
Читать дальше