Рюрик Миньяр-Белоручев: Война и мир в его жизни

Миньяр-Белоручев P.K.Война и мир в его жизни. – М.: «Стелла»,

1999. – 110 с.

Молодой лейтенант в форме морского летчика стоял возле унылых Лефортовских казарм и с грустью рассматривал их обшарпанные кирпичные стены, давно потерявшие свой яркий вызывающий цвет, и уложенный между ними серый асфальт, отрицавший всякую возможность проявления признаков вольной жизни. Между длинными приземистыми казармами сновали в разные стороны серые фигуры курсантов и слушателей, чье движение определял такой же серый уставной механизм. Лейтенант посмотрел в не менее серое небо московского октября и ему стало грустно от предстоявшей разлуки с бесконечно синими далями, спрятанными за пеленой нависших над Москвой облаков, от того, что составляло главную часть его жизни последние пять лет. Мечта его юности, взлелеянная фильмом «Истребители» с Марком Бернесом в главной роли, заканчивалась. Об этом свидетельствовала категорическая запись, появившаяся в его медицинской книжке два года тому назад: «Ограниченно годен к летной службе в военное время». Военное время кончилось, шел 1945 год. Сложный год перехода от предельно ясной общенародной цели: «Все для Победы над немецко-фашистскими захватчиками!», к запутанной мозаике противоречивых и как будто второстепенных задач, встающих перед каждым человеком, недавно еще затянутым в водоворот Великой Отечественной войны.

Фатальная запись в медицинской книжке лейтенанта вернула его к суровым дням 1943 года. Это была рядовая штурмовка войск противника в районе станицы Крымская, которых было за плечами Ростислава, уже опытного двадцатилетнего командира звена 47 штурмового авиационного полка, не один десяток. Обычно они протекали по давно освоенной схеме: взлет звена самолетов с военного аэродрома в Геленджике, прыжок через горы, отделявшие Кубань от Черного моря, заход со стороны солнца на обнаруженную самолетом-разведчиком колонну войск противника, пикирование на захваченную врасплох технику и гитлеровских солдат, расползавшихся подобно муравьям в разные стороны от прицельного огня летчиков, и возвращение на свою базу. Самолетами, на которых проводилась штурмовка войск противника, были знаменитые ИЛы: ИЛ-2, когда всю работу выполнял один летчик, и ИЛ-10. когда за спиной пилота сидел стрелок, страхующий его от внезапных атак не менее знаменитых Мессершмитов (немецкие истребители). Многие летчики неохотно пересаживались на ИЛ десятые. Во-первых, они оказались менее маневренными, чем ИЛ-2 и предоставляли больше возможностей немецким асам заходить в хвост штурмовиков. А во-вторых, трудно было принять сам факт дополнительной брони из жизни твоих товарищей, прикованных ремнями в полуоткрытых кабинах и прикрывающих вас от извергающих огонь гитлеровских истребителей.

И на этот раз ничто не предвещало беды. На отрогах Кавказского хребта не было и следов коварной облачности, скрывающей войска и технику немецких захватчиков. Мессершмиты не прикрывали колонну противника, зенитное обеспечение не могло быть грозным без стационарных установок. Вряд ли на этот раз можно было опасаться Эрликонов – зенитных скорострельных пушек с трассирующими снарядами. Претенциозное название «Эрликон» всколыхнуло память Ростислава и перенесло его в сугубо армейский день – 23 февраля 1943 года, когда он со своим звеном получил задание подавить зенитные установки в Новороссийске, препятствующие оказанию поддержки десанту майора Цезаря Кунникова, героически закрепившемуся в районе знаменитой цитадели советских шампанских вин с экзотическим названием Абрау-Дюрсо.

Как и большинство военных летчиков-юношей, Ростислав не испытывал страха за штурвалом своей машины ни на бреющем полете, с удовольствием вздымая на проселочных дорогах пыль винтом самолета, ни в компании трассирующих пуль или кудрявых зенитных шапок. Это был возраст «бессмертия», подкрепленный уверенностью в своем мастерстве и верой в могущество своего оружия. Конечно, он понимал, как страшно пехотинцу подниматься в атаку в открытом поле и с криком «ура!» бежать навстречу все возрастающему свисту пуль, разрывам гранат и снарядов. Но другое дело самолет: ты отделен от смерти приборной доской, бронированной спинкой, сооруженным из плексиглаза непробиваемым пулей колпаком. В самолете ты хозяин своей судьбы, ты сам стоишь на страже жизни и смерти.