Ирина Головачева - Путеводитель по «Дивному новому миру» и вокруг

Одной из важных задач мне представляется описание разнообразных исторических, политических, антропологических и естественно-научных идей, которые легли в основу построения Мирового Государства, а также двух других миров, изображенных в «Обезьяне и сущности» и «Острове». Без подобных раскопок исследователь обречен домысливать авторский замысел, наполняя его произвольными смыслами. При беспристрастном рассмотрении эти три текста демонстрируют довольно редкий в большой литературе случай, когда «что» важнее «как» – конкретное наполнение идеями гораздо значительней его выражения. Именно в такой связи мной проанализированы многочисленные научные гипотезы и теории, в той или иной мере ассимилированные (принятые или отвергнутые) писателем. Разумеется, наибольшую объективность может обеспечить подробное рассмотрение «круга чтения» Олдоса Хаксли, т. к. в идеале для понимания феномена этого автора надо знать все, что знал он.

Очевидно, что писатель вовсе не случайно сделал акцент именно на таких сферах утопического конструирования, как медицина, психология и социобиология. Они, как показали, в частности, исследования Мишеля Фуко, изначально идеологизированы и обладают охранительной функцией, т. е. направлены на достижение порядка и сохранения определенной статусности. Именно такие интенции характерны для любого утопического строительства. Как демонстрирует М. Фуко, идеология не исключает научности, точно так же, как наука не исключает идеологичности [7] Анализу этой корреляции посвящены книги М. Фуко, в частности: Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук / Пер. с фр. М. Б. Раковой, А. Ю. Серебрянниковой. СПб.: A-cad: Талисман, 1994. . Этот тезис полностью подтверждается текстами Олдоса Хаксли, который одним из первых разглядел идеологическое содержание психологии и биологии – на первый взгляд, далеких от идеологии областей.

Именно О. Хаксли ввел в сферу публичного обсуждения комплекс морально-этических, социальных и медицинских проблем, вставших перед общественным сознанием вследствие научных открытий. Писатель не сомневался, что темы, непосредственным образом затрагивающие саму биологическую природу человека и целостность человеческой личности, должны обсуждаться повсюду, а не только в научных кругах. Он одним из первых заговорил о том, что медицина и психология, не учитывающие духовное измерение личности, примитивны, ибо ложно истолковывают человеческую природу. Позднее такая точка зрения легла в основу биоэтики. Блестящие сочинения Олдоса Хаксли на биоэтические темы уже сами по себе гарантируют ему достойное место в истории культуры. Актуальность того, о чем О. Хаксли говорил еще полстолетия назад, несомненна, ибо вокруг современной медицины и психологии все чаще возникают споры о свободе и достоинстве пациента. В самом деле, в биомедицинской практике человек выступает как субъект, на благо которого, якобы, направлены все достижения науки. Между тем, как известно, нередко этот самый субъект редуцируется до уровня «биологического материала», по существу становясь объектом манипуляций. Возьмем в качестве примера дискуссии о современном статусе эмбриона/индивидуума, об угрозе человеческому достоинству, постоянно возникающей из-за злоупотреблений новейшими технологиями.

Сферы культуры, выбранные мной для анализа, были подсказаны самим Олдосом Хаксли, точнее, избранной им самим стратегией утопизации, которой, на мой взгляд, подчинено большинство его художественных и критических текстов с середины 1920-х гг. Каждая такая «территория», рассматриваемая мной, соотнесена с определенной сферой утопизации и охватывает как дискурсы, которые в дальнейшем легли в основу науки, так и дискурсы, оставшиеся на ее периферии. Те научные области, к анализу которых я прибегаю в этой книге, нельзя считать достаточными условиями для возникновения замыслов и самих текстов Хаксли. Однако осмысление их писателем явилось необходимым условием осуществления его творческих интенций. Произведения Хаксли отсылают нас не только к непосредственному историческому и биографическому контексту, но и к тем явным и подспудным процессам, что происходили в современной писателю науке. Их невозможно игнорировать, как невозможно не замечать факты писательской биографии, те личные трагедии и исторические драмы, которые ему довелось пережить.

«Дивный новый мир», в отличие от гораздо более радикального и однонаправленного романа Джорджа Оруэлла «1984», это концентрированное выражение духа модерности, логичное художественное подведение итогов проекта Просвещения. Хаксли, казалось, не упустил ни одну модную тенденцию в общественной жизни 1920-х гг. Стрелы его остроумия были направлены на все подряд: он высмеял моду на естественность, в том виде, как ее понимал его друг Д. Г. Лоуренс, моду на Фрейда, на Маркса и Энгельса, на Троцкого и революцию. В романе отразилось и всеобщее увлечение спортом и танцами, погоня за массовыми товарами и массовыми развлечениями, советские пятилетки, Павлов, Голливуд и джаз. Он ловко жонглирует именами: особенно смешной, должно быть, представлялась религия Дивного нового мира, в которой Форд с его конвейерами соединен и окончательно переплетен с Фрейдом. Результатом стал сплав воплощенной Американской мечты и «успешного психоанализа масс». Многое в романе, что называется, лежит на поверхности. Но многое требует извлечения на свет.