Олдос Хаксли - Возвращение в дивный новый мир

Меткое слово может оказаться воплощением лжи. Каким бы запоминающимся ни было краткое высказывание, оно не способно точно отразить все составляющие сложной ситуации. В таких случаях краткости можно достигнуть лишь путем опущений и упрощений. А они дают нам понимание, но зачастую неправильное. Мы можем постичь только те понятия, которые для нас сформулировали, но не всю обширную, сложную действительность, из какой произвольно выбрали эти понятия.

Жизнь коротка, а объемы информации безграничны — успеть все невозможно. На практике обычно выбор таков: либо очень краткое объяснение, либо никакого. Сокращение — неизбежное зло, и задача того, кто взялся кратко объяснить некое явление, — на самом высоком уровне сделать дело, дурное по своей натуре, но без которого было бы еще хуже. Нужно научиться упрощать, но не доводить до примитивности; сосредоточиваться на сути ситуации, но при этом оставлять в поле зрения часть побочных факторов, определяющих действительность. Соблюдая данные условия, человек не отразит истину в полном объеме, поскольку это невозможно совместить с краткостью, однако все же выразит нечто большее, чем те опасные полуправды и четверть-правды, вокруг которых существует все современное мышление.

Тема свободы и ее врагов необъятна, и написанного мной недостаточно, чтобы полноценно исследовать эту проблему, но по крайней мере я осветил многие из се аспектов. Вероятно, излишне упростил каждый, но эти последовательные упрощения складываются в картину, которая, надеюсь, даст представление о сложности и обширности темы.

Я исключил из общей картины механические военные угрозы свободе — оружие и военную технику, усилившие власть мировых правителей над подданными, и все более разорительную подготовку стран ко все более бессмысленным и самоубийственным войнам. Написанное далее следует читать, постоянно помня о Венгерском восстании и его подавлении, о водородной бомбе, о цене, которую все страны платят за то, что они называют «обороной», и о бесконечных рядах юношей в форме — белой, черной, коричневой, желтой, — послушно марширующих к своей общей могиле.

В 1931 году, работая над романом «О дивный новый мир», я был уверен, что у нас в запасе еще много времени. Полностью организованное общество, научно сформированная система каст, систематическое обусловливание, лишающее людей свободы воли, рабство, которое воспринимают как должное благодаря регулярному употреблению химических стимуляторов счастья, простые истины, вдалбливаемые ночами в процессе курсов обучения во сне, — все это пришло бы рано или поздно, но ни я, ни даже мои внуки не застали бы этих времен. Не могу припомнить, когда именно происходили события, описанные в романе, по-моему, между шестым и седьмым веком «эры Форда». Надо признать, во второй четверти двадцатого века мы жили в отвратительнейшем мире, но кошмар, пережитый нами в годы Депрессии, принципиально отличается от кошмара будущего, описанного в книге «О дивный новый мир». Наш проистекает от нехватки порядка, их кошмар, в седьмом веке «эры Форда», — от его переизбытка. По моим представлениям, переход от одной крайности к другой должен был занять долгий период времени, и в этот промежуток наиболее удачливая греть человечества получила бы все лучшее от обоих миров — от беспорядочного мира либерализма и от излишне упорядоченного Дивного Нового Мира [1] В названии произведения используется вариант «Дивный новый мир»; когда же так называют вымышленное государство, описанное в романе, то, в соответствии с правилами русского языка, с прописной буквы пишутся все три слова — Дивный Новый Мир. — Здесь и далее примеч. пер. , где безупречная эффективность вытеснит свободу и личную инициативу.

Сейчас, двадцать семь лет спустя, в третьей четверти двадцатого века, и задолго до конца первого века «эры Форда», я настроен менее оптимистично, чем когда писал «О дивный новый мир». Предсказания 1931 года начали сбываться намного раньше, чем я предполагал. Блаженный промежуток между недостатком порядка и его кошмарным переизбытком не возник, нет даже никаких признаков появления этого промежутка. Действительно, в западном мире люди все еще наслаждаются значительной свободой. Но даже в этих странах с традиционно демократичной моделью управления личная свобода и стремление к ней, похоже, идут на убыль. В остальном мире свободы личности уже не осталось — или, судя по всему, не останется в ближайшем будущем. Кошмар тотальной заорганизованности, который я поместил в седьмой век «эры Форда», выскользнул из отдаленного и потому безопасного будущего, и теперь он не за горами.