Ю. Бень - Герменевтика русской литературы. Сборник статей

Поэтому в романе «Дубровский» социальный элемент, служащий в традиционном романе о благородном разбойнике лишь отправной точкой повествования, занимает столь существенное место. Но не будь выпадение главного героя из его социальной среды, сознательного выбора им двойничества (по ходу повествования он предстает не только учителем, но и генералом), не было бы и самого романа.

В своей статье «Сюжетное пространство русского романа 19 века» Ю. Лотман отмечает: «Каждая вещь в тексте, каждое лицо и имя, т.е. все, что сопряжено в культурном сознании с определенным значением, таит в себе в свернутом виде спектр возможных сюжетных ходов» (5, 329). Название романа по имени его главного героя Дубровского – многопланово, оно содержит и паронимичность (Дубровский – Островский) и типологическое сращение с романом Ш. Нодье, названному по подобному принципу, и весь спектр тех возможностей, которые содержит в себе подобная романная форма. Дуб – становится почтовым ящиком тайно влюбленных детей врагов; ров – окружает лагерь Дубровского в лесу. Формой тайной связи между ними становится кольцо. По Словарю Керлота кольцо – это традиционный символ континуальности и цельности (6, 255).

«Если решитесь прибегнуть ко мне, – сказал он, – то принесите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба, я буду знать, что делать (с. 183)».

Как известно, Пушкин при всем своем свободомыслии был достаточно суеверным человеке и верил в магическую силу колец, кроме того, многие исследователи отмечают страсть Пушкина к переодеванию, что особенно проявилось в период Южной ссылки. Речь здесь может идти о проекции личных качеств писателя на характер взаимоотношений своего героя. Этот уровень знаковой системы текста поддерживается названием деревеньки Дубровских Кистеневка (кистень – известное оружие русских разбойников), и названием села Кистенева, принадлежавшего Пушкину.

Пушкин, безусловно, понимал не только, что такое беллетризация повествования, но и какие возможности таит в себе знаковая система текста. Это касается не только упоминания в романе князем Верейским имени Ринальдо Ринальдини, но и фамилии одного из основных персонажей – Троекурова. Ее происхождение от искаженного французского «строить куры», т.е. заигрывать, и история с мадмуазель Мими полностью дорисовывают портрет этого русского барина. Какие возможности таит в себе этот короткий фрагмент замечательно показано Л. Н. Толстым в истории отношений старого чудака Николая Болконского и мадмуазель Бурьенн. Пушкин не разрабатывает эту линию, так как у него в романе есть другая любовь, интересующая его несравненно больше. Понимание Пушкиным, что без любовной линии нет и не может быть романа, вполне соответствовало эстетическим воззрениям его времени. В частности, Н. И. Надеждин пишет: «В действиях признается романическое, когда они основываются не на холодных расчетах благоразумия, а повинуются безотчетно внушениям сердца, и потому каждое происшествие, совершающееся под влиянием любви, сей верховной царицы чувств, считается в высшей степени романическим» (7, 5).

Любовь Владимира Дубровского и Марьи Кирилловны развивается согласно законам жанровой формы – дочь врага, неожиданное открытие истинного лица, тайные встречи. Но по сравнению с романом Нодье, где Антония, очень странная, мистически настроенная девушка, а Сбогар терзается всеми муками ада, желая стать достойным ее любви, любовная линия в романе Пушкина достаточно реалистична. События развиваются гораздо быстрее: на откровенное признание Дубровского следует не менее откровенное согласие Марьи Кирилловны прибегнуть к помощи «открытого разбойника». Нет никакой роковой предопределенности, на которую все время указывает Нодье в своем романе, Неадекватна роль случайности: в романе «Сбогар» шальной выстрел разбойников убивает любимую сестру Антонии, в романе Пушкина крестьянский мальчик слишком рано является к почтовому ящику влюбленных – дубу. Соединенность двух сердец в романе Нодье закрепляется почти одновременной смертью, Антонии – от разрыва сердца, когда она узнает, кто ее возлюбленный, Жана Сбогара – на плахе. Разные пути Марьи Кирилловны и Дубровского подчеркивают различие финалов романов Пушкина и Нодье. Героиня отправляется в имение князя Верейского, став его законной супругой, герой – за границу. Совершенно не понятно восхищение В. Г. Белинским образом Марьи Кирилловны. Пушкин рисует ее вполне заурядной дворяночкой. Где воображение Татьяны (сон), ее потрясающая искренность (письмо к Онегину), ее мучения (отказ)? Нет ничего подобного. Пушкин не доверяет Марье Кирилловне написать ни одной страстной строчки, произнести ни одного признания. Это выглядит вполне оправданным, ведь глубокие чувства ей не ведомы. Она еще способна наполняться внешними интересами жизни, о чем свидетельствует сцена посещения Троекуровыми имения князя Верейского, где Марья Кирилловна прекрасно проводит время, увлеченно выслушивая рассказы много повидавшего князя. В прощальной сцене расставания с Дубровским она также выглядит излишне сдержанной и холодной. «Подвиг верности» совершается, но как-то бесстрастно.