Стюарт Голдберг - Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Поэт Осип Мандельштам известен широтой культурного кругозора и кажущейся непринужденностью, с которой он перебирает самому себе назначенное «блаженное наследство, чужих певцов блуждающие сны» 1 1 См. стихотворение «Я не слыхал рассказов Оссиана…» (1914). . Но он также был – не по своему выбору и не по своей вине – младшим современником русского символизма. Перевезенный в детском возрасте из Варшавы в Санкт-Петербург, один из двух центров русского символизма, среднее образование он получил в Тенишевском училище, где его учителем словесности был Владимир Гиппиус, поэт и поклонник поэзии символизма, к тому же лично связанный с этим движением. В 1909 г. Мандельштам впервые участвовал в работе поэтической мастерской одного из мэтров символизма, Вячеслава Иванова, и затем продолжал – часто, если не постоянно – посещать ивановскую «академию» вплоть до 1911 г. 2 2 См.: Блинов В. Вячеслав Иванов и возникновение акмеизма // Cultura e memoria: atti del terzo simposio internazionale dedicato a Vjaceslav Ivanov. Florence: La Nuova Italia, 1988. P. 18. Блинов отмечает (там же), что еще в декабре того года Мандельштам выступил в «академии» Иванова с докладом о дионисийстве в творчестве Иннокентия Анненского. Первые опубликованные стихи Мандельштама совпали по времени с началом упадка русского символизма, и период его творчества до 1911 г. принято определять – с некоторыми оговорками, но по сути верно – как символистский.

Эта единственная недобровольная связь с русским символизмом – среди всего многообразия художественных явлений, которые позднее отзовутся в его «тысячествольной цевнице, оживляемой сразу дыханьем всех веков» 3 3 СС , II, 227. , – заслуживает особого рассмотрения. Важнейшая для Мандельштама стратегия инкорпорирования западной культуры в собственную поэзию была «разрешенной кражей» – полной свободой выбирать для себя или же оставлять без внимания дары прошлого 4 4 «Разрешенная кража» – выражение Каваны ( Cavanagh C. Osip Mandelstam and the Modernist Creation of Tradition. Princeton: Princeton University Press, 1995. P. 96). . Символизм, однако, не мог быть свободно выбран, поскольку в известном смысле был уже дан 5 5 Это не значит, что на практике Мандельштам не мог тщательно отбирать «дары» среди тех возможностей, что предоставляла поэзия символистов. См., например, его перечисление самых ценных достижений отдельных символистов в «Буре и натиске» (1923). .

При этом «исповедальный тон» и пророческая поза поэта-символиста были Мандельштаму – еврею и новичку в поэзии – недоступны. Центральным в творчестве «второго поколения» «мифопоэтических» 6 6 Я заимствую этот термин у Ханзен-Лёве, назвавшего второй большой этап русского символизма (представленный прежде всего «молодым» поколением поэтов-символистов: Александром Блоком, Андреем Белым, Вячеславом Ивановым, Сергеем Соловьевым и др.) мифопоэтическим (мифотворческим) – в противоположность предшествующему, «диаволическому» символизму (см. вводные главы в кн.: Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999; Он же . Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. СПб.: Академический проект, 2003). Однако мое понимание этого термина не вполне совпадает с пониманием Ханзен-Лёве (см. ниже). символистов был поиск всепреображающего мистического союза с Вечной Женственностью или Россией как невестой. Мандельштам, юный и странноватый еврей, не был, по замечанию Григория Фрейдина, подходящим женихом для России 7 7 См.: Freidin G. A Most Ineligible Bachelor // Freidin G. A Coat of Many Colors: Osip Mandelstam and His Mythologies of Self-Presentation. Berkeley: University of California Press, 1987. P. 45–48. . В то же время по мере того, как движение вступало в солидный возраст, а журналы все больше заполнялись сочинениями эпигонов, припозднившийся поэт-символист уже не имел доступа к той харизматической ауре, что так необходима для поддержания принципиально важного напряжения, заключенного в диафаническом слове, – слове, отсылающем одновременно к посюсторонней и потусторонней реальностям 8 8 См.: Meijer J. M. The Early Mandel’štam and Symbolism // Russian Literature. 1979. Vol. 7. № 5. P. 528. . Как сформулирует спустя десятилетие с лишним сам Мандельштам, «русский символизм так много и громко кричал о „несказанном“, что это „несказанное“ пошло по рукам, как бумажные деньги» ( CC , II, 423) 9.