Валентина Черняк - Слово. Словарь. Словесность - к 250-летию со дня рождения Ивана Андреевича Крылова. Сборник научных статей

В силу этого фундаментального различия и культивируемая властью несправедливость, опирающаяся на насилие, одинаково присущая и крыловскому, и современному дискурсу, выглядит в этих двух ипостасях совершенно по-разному. Как еще существующие отдельные частные недостатки (проявления) в современном дискурсе ( В семье не без урода, нет правил без исключений, надо за деревьями видеть лес и т. д. и т.п.). И как имманентные сущностные признаки любой власти вообще – у Крылова.

Можно утверждать, что современный дискурс весьма серьезно обогатился едва ли известными Крылову точными именованиями и мемами для проявлений, характеризующих действия власти: к бессмертной взятке можно добавить еще откат, делиться надо, беспредел, оборотни в погонах, занос и др. Особого внимания заслуживает слово силовики (видимо, pluralia tantum, для обозначения нерасчлененного множества, хотя и не обозначающего вещество). Это слово, как кажется, обладает теми же лексико-грамматическими свойствами, что и отбросы или сливки ( общества ).

Уклонюсь от обсуждения вопросов о том, «поспевает ли язык за жизнью» или «становится более точным в обозначении явлений жизни». Однако хочу заметить, что высокая частотность в современном русском языке слова силовики несомненно отражает и значительно возросшую роль соответствующих структур и лиц в обществе, и ослабление табу на их прямое упоминание.

В силу аллегорической природы басен крыловские представители животного мира, в том числе и обладающие властными возможностями, по самой сути обозначения весьма невнятно коррелируют с реальными жизненными ситуациями. Как кажется, принципиально такая же невнятность сохраняется и в современном дискурсе, хотя он и обеспечивается совсем другим путем. А именно не за счет ассоциативного компонента слов, обозначающих животных, но за счет многозначности и гиперонимичности соответствующих обозначений. Приведу примеры. Власть употребить (возможность подчинить) – Хождение во власть (группа людей) – Мы здесь власть (? возможно и одно, и другое). Добавлю еще и то, что власть может быть физической и моральной, опираться на силу или закон (последний тоже может быть писанным и неписанным, причем во втором случае он может пониматься и как «понятия» и как божий). Та же однозначность, далеко не всегда преодолеваемая контекстом, характеризует и слово государство . Кроме значений «страна» и «общественное устройство» это слово в русском языке может обозначать и все общество, и интересы правящей группы: словосочетание действие, направленное против интересов государства может быть понято во всех четырех отмеченных значениях. И слово силовики также остается неопределенным по своему значению уже по причине гиперонимичности обозначения. Неясно, стоит ли за ним «армия», «полиция», «ОМОН», «Росгвардия», «ФСБ», «ЧОП», «ФСИН»…

Однако, и это очень важно, в русском языке «власть» часто вообще никак не обозначается, выступая в качестве отсутствующего субъекта действия в страдательных конструкциях и неопределенно-личных предложениях, разделяя, таким образом, судьбу обозначений либо сил природы и общественно принятых (когда и кем?) установлений: Правительство считает ( предлагает, утверждает и т.п.) vs Считают (считается), предлагают (предлагается), утверждают (утверждается) .

Добавлю, что в классической работе Ю. С. Степанова «Константы: словарь русской культуры» нет раздела «Власть», но только «Тайная власть», а многие обсуждавшиеся выше вопросы, связанные с концептом «власть», распределены по другим разделам: закон, совесть, толпа, табель о рангах, грех.

III

Как же преодолевать ту печальную ситуацию, которую отражают оба типа дискурсов относительно характеристик власти и ее отношений с обществом? Современный русский политический дискурс крайне неубедительно перелагает решение этого вопроса на суд, т.е. на самоё власть. Крылов, разумеется, не предлагает ничего подобного (суд в его баснях редко справедлив), но размышляет в этой связи о возможностях искусства и литературы. Разумеется, «плохие песни соловью в когтях у кошки». И самый искусный соловей остается в клетке именно за то, что поет лучше всех других соловьев и потому отпущенных на волю («Соловей»). Однако именно Сочинитель, по Крылову, ответствен за утверждение в обществе дурных нравов: «он тонкий разливал в своих твореньях яд, вселял безверие и укреплял разврат, был, как Сирена, сладкогласен и, как Сирена, был опасен» . Будучи осужден вместе с разбойником на сварение в котле, Сочинитель поначалу, казалось, не был наказан слишком строго, поскольку «под ним сперва лишь тлелся огонек» в отличие от Разбойника, под которым «развели такой ужасный пламень, что трескаться стал в сводах адских камень» . Однако под Сочинителем «вот веки протекли, огонь не унимался» , хотя «уж под Разбойником давно костер погас» . Возмущенный несправедливостью Богов Сочинитель услышал в ответ: «И ты ль с Разбойником себя равняешь? Перед твоей – ничто его вина. По лютости своей и злости он вреден был, пока лишь жил; А ты… уже твои давно истлели кости, а солнце разу не взойдет, чтоб новых от тебя не осветило бед… опоена твоим ученьем, там целая страна полна убийствами и грабежами, раздорами и мятежами и до погибели доведена тобой!» («Сочинитель и Разбойник»).