Игорь Голованов - Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XX–XXI вв.)

Черт может вмешиваться в жизнь человека неожиданно, в любую минуту, он отличается от других демонологических образов тем, что не находит себе места в общей классификации персонажей по месту обитания. Функции черта гораздо шире и разнообразнее, чем поведение природных или домашних духов, хотя он и может их дублировать: например, в быличке о том, как черти в бане тазами гремели (типичная роль банника), или как черт детей нянчит (функция домового).

Черт в быличках всегда несет в себе зло, никогда не выступает в качестве благодетеля, как, например, домовой. С точки зрения носителей фольклорного сознания, таков порядок бытия: зло повсеместно, с ним всегда приходится вступать в борьбу. Нужно соблюдать определенные правила, чтобы не быть побежденным злом. «Там (в тюрьме), говорят, он удавился: черти навещать стали, пугался очень, вот видно и удавился» (ФА ЧГПУ; зап. К. Печеркиной в 1998 году в г. Касли Челябинской обл. от Т. Н. Овчинниковой, 1952 г.р.). Это опасное зло можно победить лишь с помощью мудрости или крестной силы: «Мальчик попросил их, чтобы они принесли крест, потому что черт гоняет его по горе и не отпускает» (ФА ЧГПУ; зап. О. Цивилевой в 1998 году в г. Снежинске Челябинской обл. от И. А. Селиванова, 1937 г.р.).

Функционирование черта в разных жанрах фольклорной прозы определяет неоднозначность этого образа. Устные рассказы о черте делятся на две жанровые группы: 1) легенды и предания о черте как искусителе, носителе злого начала и 2) сказки и анекдоты о глупом черте.

Образ черта, широко распространенный в быличках, в легендах выполняет функции универсального воплощения зла. Так, именно посредством косвенного упоминания данного образа в одном из уральских текстов («чертово яблоко») обозначено отношение старообрядцев к неприемлемому для них продукту – картофелю: «…брат с сестрой схлестнулись, поимели сношение. И из-за этого умерли. Их вместе в одну могилу схоронили. И говорят: «Как сука с кобелем». И выросла на этой могиле картофка. Про нее стал народ говорить: «Чертово яблоко» (АЛ; зап. В. П. Бирюковым в 1943 году в д. Мыльниково Шадринского р-на Курганской обл. от Х. Д. Воробьевой, 1876 г.р.).

Как и в волшебной сказке, черт в сказке социально-бытовой не является исконным персонажем: за ним скрывается образ, восходящий к древним тотемическим представлениям. Возможность подобного сближения объяснена Д. К. Зелениным: «когда на смену былых тотемов появились новые демоны, то образы этих последних естественно должны были контаминироваться со своими предшественниками – тотемами, память о которых исчезла далеко не сразу» [Зеленин 1936].

Мотив покровительства тотема, в частности, обнаруживается в современной записи сказки «Золотой топор» (729) (ФА ЧГПУ; зап. А. Огаровой в 1996 году в г. Златоусте от З. А. Калетинской, 1926 г.р.). Черт проявляет заботу о мужике, которого постигла неудача: «Что мужик, плачешь?» – «Топор, батюшка, уронил». После троекратного испытания мужика черт не только возвращает ему утерянное, но и вознаграждает его за честность.

Оппонентом черта в сказочном тексте традиционно выступает солдат. Так, в уральской сказке «Солдат и черт» («Черт на часах», 1166*) герои заключают договор, по которому черт вместо солдата остается служить, а взамен получает его душу. Роль солдата оказывается для черта невыносимой: каждый день он терпит наказания за нерадивость («все у него по форме, одного нет: не крест-накрест ремки на груди, и все на одном плече»). Спустя год, солдат возвращается, чтобы сменить черта, а «тот и про душу забыл: как завидел, все с себя долой. Ну вас, говорит, с вашей и службой-то солдатской! Как это вы терпите? И убежал» (ФА ЧГПУ; зап. Н. Курко в 1997 году в пос. Полевом Сосновского р-на Челябинской обл. от Р. П. Ведерниковой, 1929 г.р.). В тексте сказки воплощена мудрость народная: лишь терпение человека, любовь к людям и доброта позволяют ему выдержать все жизненные испытания.

Чаще всего солдат в сказках выступает в роли активного противника черта. Так, в уральской сказке начала века «Солдат учит чертей» (-1166 ***) герой изгоняет чертей из брошенного людьми дома. В некоторых уральских сказках образ черта может быть замещен разбойниками. Это относится, в частности, к тексту из сборника Д. К. Зеленина «Бесстрашный солдат» («Бесстрашный», 326В*), где хитрый солдат изгоняет из дома «непрошеных гостей» [Зеленин 1991: 378–380].

Современные записи уральских сказок демонстрируют продуктивность другого типа замещения образа черта. Семантику нечистой силы принимает на себя служитель церкви. Отмеченная особенность наиболее характерна для популярных сюжетов о неверной жене. Так, например, в тексте «Про нечистую силу» («Влюбленный поп», 1725) из сборника «Сказки Шадринского края» [Шадринск, 1995] солдат берется выжить из дома не чистый дух, а выгоняет попа, пришедшего к хозяйской жене. Анало гичный прием встречаем в другой сказке из этого сборника «Про по па, дьякона и псаломщика», являющейся контаминацией двух типов сюжета: «Поп, дьякон и дьячок у красавицы» (1730) и «Мужик хоронит трех попов» (1536В). Вариантом подобной сюжетной контаминации служит сказка «Как солдат попов топил» (ФА ЧГПУ; зап. Н. Поповой в 1995 году в с. Крыжановка Чебаркульского р-на Челяб. обл. от М. И. Попова, 1928 г.р.).