Юрий Щеглов - Ex ungue leonem. Детские рассказы Л. Толстого и поэтика выразительности

Ограниченность подобного разрастания эпилога в шуточное повторное проведение центрального драматического эпизода для поэтики детских рассказов Толстого тонко почувствовал В. А. Фаворский, иллюстрировавший среди прочего «Пожарных собак» и «Акулу». Мотивируя изображение маленькой мирной рыбки в виде заключения к «Акуле», он писал: «Кончается все рыбкой после страшной акулы. Эта маленькая рыбка – концовка всей книги» ( Фаворский 1966: 84).

Отсутствие четко выраженного идиллического финала и распространение драматизма Спасительной Акциина самый конец рассказа, возможно, связаны с индивидуальными особенностями его темы. Позволим себе беглые замечания по этому поводу (ср. примеч. 30).

По-видимому, существенную роль в индивидуальной теме П играет интерес к определенного типа людям – бесстрашным, склонным к игре с опасностью, самолюбивым, верным некоему «мужскому кодексу»; ср. Долохова, который совершает отчаянно дерзкие поступки, но скрывает свою любовь к матери и сестре; отчасти таковы же князь Андрей и его отец.

Толстой любил варьировать некоторый человеческий тип, манифестируя его в разных членах одной семьи, и именно так обстоит дело с капитаном и его сыном в П . Это подчеркнуто:

(а) их противопоставленностью всем остальным, бездействующим и нерешительным персонажам (в П нет Неадекватной Деятельностии зрителей-помощников );

(б) тем, что это единственный рассказ, где в Спасительной Акциидействуют, причем активно, а не пассивно, оба главных героя ( спаситель и жертва-спаситель ).

Атмосфера благодушия в эпилоге ослабила бы этот героический настрой П .

Пространственная организация КМР не рассматривается, поскольку его кульминационный эпизод (мальчик падает без сознания, когда ему на голову сваливается сук, отщепленный молнией от дуба) сильно отличается от (30); в КМР вообще отсутствуют как Другие (мальчик в лесу один), так и БО (во время грозы все пространство леса в равной мере опасно).

Об этом эпизоде, внешне напоминающем Спасительную Акцию, но не являющемся ею, см. примеч. 36. Интересно, что создание этого нового персонажа позволяет ввести в поверхностный сюжет ЧСБ новое типовое отношение между персонажами: ‘покровительство, защита слабых’. Такое отношение вообще-то имеется на уровне архиперсонажей – в паре спаситель / жертва , однако не в ЧСБ , где эта пара отсутствует. Тем самым существенный для характера жертвы-спасителя (Бульки) элемент ‘решительности’ ВАРЬИРУЕТСЯ, проявляясь не только в Спасительной Акции, но и на этапе Усиления Опасности. Тем самым обеспечивается и ПРЕДВ ‘решительности’ поведения героя в кульминации.

О выражении идеи ‘все’ через противоположности в связи с ПВ ВАРконтр см. Жолковский, Щеглов 1973: 71; Жолковский, Щеглов 1976: 38, а также п. 8 главы о ВАРЬИРОВАНИИ в Наст. изд. (С. 169–171).

О ней см.: Эйзенштейн 1964–1971 : III, 33–433; Нижний 1958 : 38–39; Жолковский 1970а; Жолковский, Щеглов 1974 : 83–87.

Ср. замечания Эйзенштейна о «самом длинном пути» как средстве УВЕЛ того, чтó этот путь призван демонстрировать ( Нижний 1958 : 67).

Ср. почти изоморфное рассмотренному обыгрывание различных аспектов (в частности, состава и иерархии едущих) другого транспортного средства (автобуса) в лимерике:

Здесь, как и в ДГ : а) всеобщее внимание сосредоточено на девочке; б) поведение водителя определяется его прикрепленностью к своему месту; в) кондуктор действует после пассажиров и как их представитель; г) присутствует элемент бессознательности жертвы (trance).

Отметим познавательный аспект этих изображений: первое из них показывает типичный способ передвижения акулы – близко к поверхности (ср. хрестоматийно выступающий из воды плавник акулы на многочисленных юмористических рисунках); второе – характерное положение всякой мертвой рыбы.

Содержание п. VIII.2.2 в основном следует за изложением в Жолковский, Щеглов 1976 : 41–42; там же см. соответствующую схему вывода.

Ср., однако, репортаж рассказчика в 1-м лице, ведущийся из-под напавшего на него медведя, в рассказе «Охота пуще неволи». Выбор столь «неудобной» точки зрения приводит, впрочем, к значительному усложнению всей временнóй и пространственной перспективы: в кульминации повествование переходит с точки зрения жертвы на точку зрения извне и происходит временнóй сдвиг назад.