Владимир Леонов - «Искал не злата, не честей». Том 1

Многое замолкло. Многие ушли.

Много дум уснуло на краю земли.

Но остались песни и остались дни.

Красота в его стихах – это внутреннее преодоление неверия, это четкость душевной линзы и нравственное напряжение. Это радость, как руда, добытая из боли; красота в его стихах питается живой жизнью, как капилляры мозга питаются кровью. Гармония – единственное октановое число в кровеносных сосудах поэта:

Жил на свете рыцарь бедный,

Молчаливый и простой,

С виду сумрачный и бледный,

Духом смелый и прямой.

О жизненности пушкинского поэтического муара и пушкинской философии мира и пойдет речь в книге. Взгляд на поэта глазами Шекспира, без суеверия и односторонности. И – не в референтном восклицании Н. Гумилева:

Я мог бороться, но как раб,

Позорно струсив, отступил

И, говоря: «Увы, я слаб!» —

Свои стремленья задавил…

А в собственном, пушкинском:

О нет, мне жизнь не надоела,

Я жить люблю, я жить хочу

Стремясь к вечному, он принужден был в окружающем мире соприкасаться с временным, сиюминутным, потому его поэзия даёт моментальные отражения. всматриваясь во все ущелины сердечные, и развёрнутые проекции человеческого бытия, его пространственного и временного единства с миром. Это трактат целой картины мира, а вернее, поэзия – онтология, повествование об общей сущности бытия, сконцентрированная на развитии познания мира – природы и людей. И никакие притворства эпохи не могли скрыться от его внутреннего острого взгляда:

Каков я прежде был, таков и ныне я:

Беспечный, влюбчивый.

Вы знаете, друзья,

Могу ль на красоту взирать без умиленья,

Без робкой нежности и тайного волненья.

Поэзия формировала общественное сознание. Возвышенное и благородное. Выявляла новые мысли и представления о истории и культуре, языке и душе русского человека, разрушая иллюзию монолитного единства, культурный снобизм и низменные, а порой отвратительные, моральные принципы российской власти, этого псевдонационального «платоновского симулякра», когда мировоззрение шло по нисходящему, по пути искажения и деградации первоначального духа нации – заимствований и подражательств, развлечений и занимательства. В поэзии и прозе нагромождались таинственные сравнения и завеса образов неясных, к лику национальному отношения не имеющих:

Но недоступная черта меж нами есть.

Напрасно чувство возбуждал я:

Из равнодушных уст я слышал смерти весть,

И равнодушно ей внимал я.

В обществе собственно рос поток недоумений и негодований, когда в мирочувствовании русского человека утрачивалось национальное содержание, национальный колорит становился туманным, неясным, вычурным и декоративным, а простота и ясность нравственных принципов подобно улитке, пряталась за обнищавшей (а возможно, за подобием ее, эрзацем) квазидуховностью. В обиходе культурном, на потребу высшим классам воспевались чувства надменной гордости, половой распущенности и тоски по жизни (Л. Толстой), множилась «Чернь вельможная, околотронная». (М. Ю. Лермонтов: «Вы, жадною толпой стоящие у трона…»).

Этой «черни», бьющейся в пароксизмах симулированных страстей и кичащейся флерными «достоинствами», насиженных неправедным путем, будь то звание дворянина, высокий чин, Пушкин и противопоставляет свой истинный глас:

Подите прочь – какое дело

Поэту мирному до вас!

В разврате каменейте смело:

Не оживит вас лиры глас!

Душе противны вы, как гробы…

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

А лирика Пушкина вызывала эмоциональный отклик русского человека. В ней восприятие и осмысление российской действительности строилось на духовных глыбах: любви, красоты и милосердия:

Воды глубокие

Плавно текут.

Люди премудрые

Тихо живут.

Художник всенародный, создающий произведения, ведомый сильным испытанным чувством, от собственной потребности творить и выражать испытанные чувства и эмоции.

«Будь, ради Бога, Пушкиным! Ты сам по себе молодец». – Рылеев.

Поэзия была родным домом и миром, в котором он фактически существовал. Пушкин создавал каскады чувственных связей между собой, поэтом, и читателем, ясных и понятных. Стихотворные словосочетания, эссенция слова и мелодичности, физиология звуков и эволюция эмоций придавали всечеловеческий, общезначимый статус добру и любви, соединяло людей в единое человеческое чувство и мировосприятие. Его поэзия, говоря словами Л. Толстого, утверждала высшей целью человечества, Благом для людей их единение и установление царства любви: