Чтобы снова захотелось жить, я вспомню водопад,
Он цепляется за камни, словно дикий виноград,
Он висит в слепой отчизне писем каменных и книг, —
Вот кто все берет от жизни, погибая каждый миг.
<���…>
Пусть церквушка на церквушке там вздымаются подряд,
Как подушка на подушке горы плоские лежат,
Не тащи меня к машине: однолюб и нелюдим —
Даже ветер на вершине мешковат в сравненье с ним!
Александр Кушнер. «Водопад» 15 15 Кушнер 1991: 58.
.
Если в русском языке имеются и существительное нелюдим , и омонимичное ему краткое прилагательное, а слово однолюб вне контекста воспринимается как существительное, то в конструкции, объединившей эти слова как однородные члены предложения, каждое из слов распространяет свои признаки на другое. Грамматическая двойственность (или диффузность) этих слов дополняется неопределенностью их смыслового отнесения к субъекту. Однолюбым и нелюдимым ( однолюбом и нелюдимом ) здесь можно считать и водопад, и ветер, и субъект «я».
У Бахыта Кенжеева обнаруживается грамматическая двойственность слова членистоног :
И покуда Вакх, нацепив венок,
выбегает петь на альпийский луг —
из-под рифмы автор, членистоног,
осторожным глазом глядит вокруг.
Бахыт Кенжеев. «Седина ли в бороду, бес в ребро…» 16 16 Кенжеев 1993: 66.
.
С одной стороны, основа этого слова побуждает видеть здесь краткое прилагательное, так как омонимичного существительного в общеупотребительном языке не имеется, а прилагательное членистоногий 17 17 Скорее, терминологическое, фразеологически связанное, способное субстантивироваться прилагательное среднего рода: членистоногое насекомое → членистоногое .
есть. С другой стороны, в языке есть существительное осьминог при отсутствии современного нормативного прилагательного * осьминогий . Отнесение слова членистоног к автору, помещение этого слова в позицию уточняющего и, главное, обособленного члена предложения сообщает слову характер синкретического имени, находящего поддержку в словообразовательной аналогии.
Слово осьминог тоже становится прилагательным, при этом оно отнесено к восьминогому пауку, то есть при изменении грамматической принадлежности слова расширяется его значение. В том же тексте грамматически двойственно и слово истерик :
Пока не требует паýка
к священной жертве Аполлон,
его пример другим наука,
а третьим, блин, оксюморон,
<���…>
Как осьминогон, неудобен,
истерик, мух и бородат,
как вою глас его подобен,
как слюни брызгами летят
Владимир Строчков. «Пока не требует паука…» 18 18 Строчков 2006: 190.
.
Александр Левин употребляет прилагательные одинока , черноока , выполняющие предикативную функцию, в синтаксическом параллелизме и рифменном подобии с существительным лежебока . Тем самым создается грамматическая двусмысленность всех этих слов:
Замолчал мужик Вавила.
Говорит ему Людмила:
<���…>
Я, Герасим, одинока,
я, Герасим, черноока
и совсем не лежебока,
а не веришь – не женись!
Александр Левин. «Рыбачка и мужик» 19 19 Левин 2001: 132–133.
.
На восприятие краткого прилагательного как существительного влияет рифма:
Возможно ль жить, не положив границы
меж холодом и хрупкой кожей рук?
Страдательная роль певца и очевидца —
озноб души распространять вокруг.
Кто вовлечен в игру – столбами соляными
застыли при обочине шоссе,
но кто промчался – исчезает в дыме
ступицей, искривленной в колесе.
Из этих двух не выбрать виновата,
когда я вижу: выбор совершен
помимо них, когда изменой брата,
как лихорадкой воздух заражен.
Виктор Кривулин. «Помимо суеты, где ищут первообраз…» / «Композиция с городом на побережье и морем» 20 20 Кривулин 2017: 106–107.
;
сам наш старшГавр, сын наш сам старш
но ты сам Гавр, ты сам сын наш
спроси, как я сам отыскал
тебя средь скал, пока ты спал
Гавр спал устал, Семён сказал
наш Гавр упал у самых скал
тут спал уставшсам сын наш старш
как вдруг ему стал тут так страш
так, ни с чего, ну, ты сам знашь
и началось, и мне не жаль
с тех самых пор, ну, эта блажь
да сам ты врёшь, ну, вру, а что ж
Читать дальше