Ирина Лукьянова - Экспресс-курс по русской литературе. Все самое важное

Главный публицист эпохи – сам царь Иван Грозный. В ожесточенной полемике с политическим эмигрантом князем Андреем Курбским он обсуждает вопросы управления государством: царь отстаивает идею самодержавия, Курбский – идею ограничения монаршей власти, подотчетности монарха «синклиту» знати. Иван Грозный пишет, что бояре пытаются похитить царскую власть. Он то высокопарен, то груб, он раздражается и иронизирует; возвышенная риторика сочетается в его текстах с площадной бранью; Андрей Курбский это примечает и пеняет царю на недостойную его грубость. Для его собственного стиля характерно чувство меры, ясность, лаконизм, логичность изложения (они особенно заметны в сравнении с огромными, хаотичными, бурными посланиями царя).

Примерно ту же стилистическую разницу можно наблюдать в полемике Иосифа Волоцкого и Нила Сорского по поводу монастырских земель и имущества. Нил Сорский, представитель заволжских старцев-нестяжателей, считает, что монахи должны жить не в монастырях, владеющих землей и имуществом, а в скитах; Иосиф Волоцкий защищает монастыри. Иосиф Волоцкий отстаивает суровую монастырскую дисциплину, Нил Сорский говорит, что монахи должны сами соразмерять, кто сколько вынесет «поста, трудов и молитвы». Иосиф Волоцкий предлагает казнить еретиков, Нил Сорский – убеждать их и молиться за них. Стилистика Иосифа Волоцкого сочетает высокий пафос и грубые, разговорные обороты, некоторое нарушение логики; стилистика Нила Сорского – более книжная; он умело пользуется риторическими приемами, его тексты стройнее, короче, яснее.

Пожалуй, стоит напомнить, что в политике победа осталась за Иваном Грозным, в церкви – за Иосифом Волоцким; это определило, в каком направлении будет развиваться общество – и литература. Оба непримиримых оппонента, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий, были канонизированы в лике преподобных, а итогом дискуссии о ересях стало появление полного свода книг Ветхого и Нового Заветов в переводе на церковнославянский язык – «Геннадьивская Библия»; до сих пор на Руси не было полного перевода библейских книг. Архиепископ Новгородский Геннадий организовал поиски по монастырским библиотекам переводов всех библейских книг; недостающие книги были переведены впервые.

Для литературы XVI века в целом характерны огромные, фундаментальные труды: это не только создание полной Библии, но и «Степенная книга» – сборник биографий всех выдающихся людей в русской истории, и «Русский хронограф» – изложение всей мировой истории, и «Домострой» – полное руководство по обустройству дома, своего рода маленького домашнего царства с благочестивым хозяином во главе, с советами во всех областях жизни – от того, как ходить в храм и молиться Богу, до того, как квасить капусту и хранить обрезки тканей, как воспитывать чад и руководить домочадцами. Это и колоссальные по замыслу Великие Четьи-Минеи митрополита Макария.

Митрополит Макарий еще в бытность архиепископом задумал собрать воедино «все книги четьи», предпочтительно «святые». В итоге появились двенадцать томов (по числу месяцев) – сборники душеполезного чтения на каждый день, включающие библейские тексты, жития святых, патерики, творения Отцов Церкви и т. п. Специально для Четьих-Миней были написаны новые жития русских святых, в том числе Житие Петра и Февронии Муромских, созданное иноком Ермолаем-Еразмом. Оно, однако, не вошло в состав сборника, поскольку очень далеко по форме и содержанию от канонического жития.

Это нежная, поэтичная повесть, которая по своему духу принадлежит к предыдущей эпохе – Предвозрождению: здесь и вымысел, и сказочность, и занимательность, и элементы фольклора, и внимание к душевным движением героев. И живые детали – чего стоит одна подробность: Феврония в конце повести хочет закончить вышивку, а Петр зовет ее умирать вместе и не может повременить; Феврония втыкает иголку в недошитую работу и хозяйственно обвивает ее ниткой – чтобы не выпала, чтобы кто-то мог закончить эту работу, а после спокойно отправляется умирать, завершив свой земной путь.

Конечно, сказочная история с премудрой девой, волшебным мечом, летающим змеем никак не могла стать каноническим житием. Зато она стала лучшим литературным произведением сурового, кровавого века, где и государство, и церковь больше всего заняты укреплением собственной власти. Очень скоро от этого тщательно выстроенного могущества не останется и следа: страну ожидает Смутное время, церковь ждет раскол. А литературу – рывок в будущее.