Леонид Фризман - Остроумный Основьяненко

„– С чего тебе вздумалось лезть прямо в председатели? Понимаешь ли ты эту важную должность?

– Должности не понимаю, – отвечал я свободно, – но постарался бы со временем попривыкнуть к ней. А желаю занять ее потому, что жалованье отличное“. Эти притязания оказываются чрезмерными, и Столбикову приходится ограничиться намного более скромной должностью квартального.

„Я вышел от советника совсем в отличном расположении духа, нежели входил к нему. Ослепление меня оставило. Я увидел ясно, что место председателя навсегда ускользнуло от меня и вместо этой видной должности дают мне место какого-то квартального . И кто знает, что это за должность? Не она ли это, что мы, военные, называем хватайный ?“ Очевидно, полученный опыт не прошел для него бесследно, и он готов повторить недавно сделанный вывод: не надо ничем пренебрегать: „не отгадаешь, что к чему пригодится“.

Городничий, ставший его новым начальником, решает „отрядить“ его к губернатору, пояснив это намерение так: „нам без тебя просторнее будет… хе-хе-хе-хе“. Итак, „ясно было, что меня оттерли от полиции из подозрения, что я подослан советником быть со стороны его шпионом и доносить ему, что будет замечательного. Сначала новое назначение мне не нравилось: послужив при полиции несколько лет и набив руку , я скоро бы приобрел столько, что мог жить счастливо; но, рассудив, что, сделавшись известным губернатору, я найду в нем защитника и покровителя против утеснений опекуна моего, был спокоен и нетерпеливо ожидал следующего дня“.

Образ губернатора, с которым мы знакомимся в седьмой главе второй части романа, очень важен для правильного понимания позиций Квитки. Многочисленные воры и жулики, невежды и взяточники, изображенные в романе, предстают такими, какими видел и знал их писатель на протяжении многих лет своей службы. И всем им противопоставлен единственный положительный персонаж, не взятый из действительности, а искусственно в нее привнесенный. Как верно отмечал С. Д. Зубков, „противоречивость и искусственность образа положительного правителя была определена противоречивостью мировоззрения автора: как художник, он видел недостатки общества, но не знал настоящих путей их устранения, а поэтому исходил из ложного убеждения о возможности усовершенствования того, что требовало разрушения и устранения, ибо именно оно и порождает все зло“ [172].

Отступление от жизненной правды неизбежно влекло за собой ущерб художественной убедительности. Писатель не мог изобразить того, чего не было в жизни. Он конструировал этот образ, привнося в него то, что ему хотелось бы видеть. Но мало говоря о реальной действительности, этот образ много говорит об общественных позициях и идеалах Квитки. Писатель вложил в него выношенные представления о том, как, по его мнению, должен рассуждать и поступать государственный чиновник высокого ранга. Потому пространные речи губернатора заслуживают того, чтобы к ним присмотреться.

Объясняя жене, зачем он приглашает своих подчиненных к обеду, он говорит: „Я, как начальник губернии, должен всех и каждого из моих сослуживцев и подчиненных знать не только по имени, наружному виду, но и судить о понятиях и способностях каждого из них! Чтобы вывести безошибочное заключение о способностях их, я должен вникать в образ мыслей, род жизни, в нравственность их. А для того чтобы знать каждого в таком совершенстве, я приглашаю их к себе не по службе – тут я и он связываемся; но приглашаю как гостей, побеседовать со мною. <���…> Чрез это я всех моих подчиненных знаю совершенно; и когда приходит время сказать пред высшим начальством мое мнение о каждом чиновнике и тем изречь приговор о нем на всю его жизнь, – о, какое это важное, великое, священное дело! – я с спокойным духом, с чистым сердцем, без всякого колебания кладу печать одобрения или отвержения – и не страшусь ни нарекания общества, ни упреков совести. <���…> Достоин ли бы я был редкой доверенности управлять губерниею, в коей миллионы людей, если бы я, окружив себя только нравящимися мне людьми, отличал их и, советуясь только с ними, вел бы свои дела, выводил бы любимцев, а прочих важных по должностям чиновников оставлял бы без всякого внимания за то, что не в характере их кланяться моим льстецам, упитывать моих блюдолизов и что не нравятся своею физиономиею мне и наушникам моим. Нет! Губернатор должен знать своих чиновников непременно в той степени, как я сказал. Притом сколько выгоды общей и для службы. В числе чиновников легко можно предполагать несколько с слабыми характерами, ну с слабостями… допустим, и порочного. Неужели какой-нибудь намек губернатора, знающего их в совершенстве, намек в обществе или увещание в кабинете не понудит слабого исправиться, других остерегаться от подобного заключения о нем начальника? Если же над кем-то такое средство не подействует, тогда гони его без жалости и выгони его из службы и из круга честных людей. Благодарность от всех честных и утешение за такой подвиг в сердце“.