Любовь Сушко - Уроки лирики. Анализ стихотворения

И если ему не удалось покорить наши земли, то умы и души русских людей он все-таки завоевал с невероятной легкостью.

Хотел ли того или нет, но в своем стихотворении «Наполеон» А.С.Пушкин рисует Демона поверженного, вспоминая и о победах его и о поражениях, и об изгнании. Он вписался в легенду о падшем ангеле:

В неволе мрачной закатился

Наполеона грозный век.

Он для современников одновременно и велик и ничтожен, и они до сих пор не могут поверить в то, что «могучий баловень побед» оказался пленником на пустом острове, похожем на остров Буян – остров мертвых, каким его рисовали в русских мифах. Он остается в пустыне, и кровавый завоеватель имеет возможность оглянуться на происходящее и посмотреть на дело рук своих. Забылась ненависть, которую испытывали по отношению к нему русские, но

Луч бессмертия горит.

Поэт размышляет над превратностями судьбы того, кому еще вчера покорялись народы и царства, но в одно мгновение все для него изменилось. И что же должен теперь ощущать тот, для кого власть была единственной и вечной радостью в жизни, сможет ли он от нее отказаться, сможет ли до конца своих дней оставаться на пустынном острове?

Пушкин задумывается и о том, почему Наполеону удалось покорить половину мира?

Он обещал им свободу, и готов был свергнуть императоров, но сам стал точно таким же и презирал человечество:

В свое погибельное счастье

Ты дерзкой веровал душой.

Тебя пленило самовластье.

Власть уничтожала и сильных мира сего, как только они желали того, чтобы она стала безграничной, все рушилось в одно мгновение.

Финал владыки мира во все времена оставался одним и тем же, находился тот, кто был сильнее и расправлялся с ним. Ангелы, поднявшие бунт, были сброшены на землю, а Наполеон на пустынный остров. Но сам факт того, что он воевал с нами, шел по нашей земле, не мог не отразиться на мировоззрении русских людей, и тень черного крыла оставалась в наших умах и душах.

Среди рабов до упоенья

Ты жажду власти утолил.

Образ Демона в человеческом обличии, оставившего след на земле и в душах творцов. Но если Пушкин будет стараться оттолкнуться от реальной личности к обобщению, то Лермонтов двинется в обратном направлении, создавая нечто грандиозное. Но обоим им именно Наполеон давал повод писать портрет конкретного Демона. Он покорил огромные просторы и принес блистательный позор своей любимой Франции. Образ разрастался до вселенских масштабов.

Ты вел мечи на пир обильный,

Все пало с шумом пред тобой.

Европа гибла – сон могильный

Носился над ее главой.

Такими оказались масштабы личности реального бунтаря, на глазах рождался, соединяясь со старым, новый миф. Ему не нужен скучный мир, его гнетет хлад покоя, он его убивает.

Надменный, кто тебя подвигнул.

Кто обуял твой дивный ум.

Но он пришел в Москву, все таким же победителем, но в этом и состояла его страшная ошибка. Самое жестокое сопротивление он получил там, где французская культура была практически родной, и многие говорили и думали о нем с восторгом. И после этого и следа не останется от всех его побед. На острове святой Елены он сможет общаться только с душами погубленных им воинов, которым было слишком много обещано, но ничего не исполнено. Все только воспоминания и иллюзии, от которых он уже не сможет избавиться.

Где, устремив на волны очи

Изгнанник помнил звук мечей.

И льдистый ужас полуночи,

И небо Франции своей.

Так именно Пушкин, а не Лермонтов в стихотворении «Наполеон» явил нам образ Демона. Если поверить мифам, и принять за истину, что боги, у многих народов, это люди, жившие очень давно, то почему бы Наполеону ни стать тем Демоном-изгнанником, который еще раз прошел на земле свой славный и ужасный путь от самого высокого и ослепительного взлета, до самого яростного падения. И видимо, так зачарованы им были поэты золотого века, что уже Л. Н. Толстому пришлось в своем знаменитом романе развенчивать этот странный образ. Он упорно пытался показать реального человека, со всеми недостатками и слабостями, но еще больше убедил нас в том, что это и так, и не совсем так. Но и нынче он продолжает витать над нами.

Образ египетской царицы, демонического создания в женском обличии всегда интересовал русских поэтов. Не мог А. С. Пушкин обойти миф о страстных ночах египетской царицы. В уста своего героя импровизатора Чарского вкладывает А. С. Пушкин вдохновенный монолог о трех ночах страсти. Это стихотворение и стало гимном страсти. Неотразимое обаяние великолепной царицы: