Н. Северова - Стругацкие - проза (произведения 1960−1980-х годов)

И общее чувство подогревает максимализм героев этих рассказов – азарт экспериментаторов:

«Обратно мы летели шесть лет при максимально возможных перегрузках. Мы торопились попасть в наше время, потому что до самого конца не знали, удался наш опыт или нет». («Частные предположения» [4;292])

Этот азарт экспериментаторов в свою очередь базируется на стабильном ощущении защищенности правильным, нравственно здоровым человеческим миром Земли:

«Спасибо людям, которые создали прямоточную ракету. Спасибо людям, которые создали наш прекрасный мир и создали нас самих такими, какие мы есть.» («Частные предположения» [4;292])

А пафос восторга перед надвигающимся открытием тайн мироздания в рассказах 1959—1960 годов часто основывается на категории абсолюта.

Если Комлин в «Шести спичках» делает доклад о нейтринной акупунктуре, то это доклад, «потрясший основы медицины».

А сам метод нейтринной акупунктуры является лекарством-абсолютом (нет пределов в исцелении, ни одна болезнь не устоит).

Абсолют, нерядовое, исключительное, чрезвычайное часто рассматриваются как чудо.

И, как сказочное чудо, в «Шести спичках» чудо сопровождается троекратностью.

Перед своим выпадением из реальности Комлин трижды привлечет внимание сотрудников института:

порежет руку,

наизусть процитирует страницу из «Речных заводей» Ши Най-ань, мельком взглянув на нее,

устроит вечер фокусов (гашение огня взглядом, «оживление» вольфрамовой спирали, перемножение в уме нескольких многозначных чисел).

Даже срок работы Комлина с тем, что официально называется «нейтринной акупунктурой», исчисляется тремя месяцами.

Чудо и тайна сопряжены.

Тайной в «Шести спичках» является то, какой именно эксперимент проводил над собой Комлин, прежде чем попал на больничную койку.

Тайной, загадкой в рассказе «Испытание „СКИБР“» до поры до времени является то, почему сам легендарный космолетчик Быков приезжает на испытания СКИБР.

К абсолюту, тайне, чрезвычайному подходят не рядовые люди, а те, кто чаще всего предъявляют максимальные требования к себе и жизни.

Чем и создают нештатные, чрезвычайные ситуации.

И в этом случае максимализм расценивается как цинизм по отношению к человеческой жизни.

Так, рассматривая через призму здравого смысла «случай Комлина», инспектор по охране труда Рыбников выговаривает директору института, защищающему Комлина:

«Варварство! Варварский героизм!» [5;305]

И только в финале этого рассказа мы узнаем, что осторожный консерватор Рыбников, это тот самый Рыбников, который в «шестьдесят восьмом году в Кустанае самовольно, не дожидаясь прибытия автоматов, разрядил какие-то штуки».

Консерватор оказывается максималистом, когда речь идет не о чужих жизнях, а его собственной.

Но чаще в рассказах Стругацких 1959—1960 годов максималист проявляет себя сразу и ярко.

Таким и предстает в рассказе «Частные предположения» командир звездного корабля Петров:

«Он [Петров – Н.С.] принадлежал к другой породе людей. Он был немножко фанфарон и позер. И он был необыкновенный смельчак. Мало кто решался на штуки, которые он позволял себе, а те, кто решался, отступали или гибли. Но ему все удавалось. Он с улыбочкой шел над пропастями. Наверное, он очень любил себя такого – веселого, небрежного и неуязвимого. Другие тоже любили его» [4;272].

Страстность, азарт, максимализм героев отражают их потребность преодолеть ограниченные, привычные формы бытия.

Максималист может поставить перед собой задачу, достойную Бога.

Так поступает Комлин в рассказе «Шесть спичек», размышляя о том, что при помощи нейтринного пучка можно создавать новых людей [5;310].

Героев завораживает и возможность выйти в ходе эксперимента на непредвиденное.

И в результате деятельности максималиста люди получают новые системы.

В рассказе «Частные предположения» сталкиваются «две арифметики» космической экспедиции.

После возвращения из космоса Петров дарит людям Земли проверенную им истину:

«А мы теперь знаем, доказали на опыте, что при больших ускорениях на возлесветовых скоростях можно управлять временем» [4;282].

Центральное место в рассказах Стругацких 1959—1960 годов занимает феномен, который воплощает собой сущность преодоления привычных форм бытия или способствует прорыву в запределье.

И в этом случае в рассказы вкрапляется жанр описания научного феномена с соответствующими стилевыми чертами.