Мария Данилевская - Осколки голограммы

Еще одна группа текстов, в которой содержатся развернутые суждения о личности и творчестве Н. А. Некрасова, условно может быть объединена тематической близостью к медицине. Степень этой близости различна, так же как степень корректности суждений. Обзор данной группы текстов мог бы показаться внеположным основной теме настоящей статьи – «Образ Некрасова…» Однако цитируемые высказывания массового читателя не свободны от влияния этих текстов. Более того, обращение к этим текстам проясняет преемственность закрепившихся акцентов в образе Н. А. Некрасова.

В № 1 «Вестника истории военной медицины» за 2001 год была опубликована статья «Болезнь и оперативное лечение поэта Н.А. Некрасова» (авторы: А. И. Нечай, А. Д. Тарасов, М. В. Боголюбов, Т. В. Яковенко) [66]. Она представляет собой краткий пересказ событий, восходящий к воспоминаниям Н. А. Белоголового [67]– врача, лечившего Н. А. Некрасова и многих других литераторов, общественного деятеля и мемуариста. Несмотря на обилие медицинских и физиологических подробностей, публикация соответствует историко-культурной значимости последнего периода жизни поэта, чье повседневное поведение, поэтическая, редакционно-издательская и общественная деятельность нашли отклик в широкой аудитории и, в частности, среди медиков [68].

К концу XIX – первой трети XX в. относится одновременно спорный и плодотворный этап в развитии науки. Союз литературы и медицины представлялся органичным, примером чему служат биографии А. П. Чехова, В. В. Вересаева, М. А. Булгакова. Л. Я. Гинзбург свидетельствует, что, «прежде чем перейти к непосредственно интересующим ее предметам», литература «считала, что всякий человек должен <���…> получить общую естественно-научную подготовку» и «основательно изучить философию» [69]. В литературоведении формируются биографический и психологический методы. Первый из них развивался, начиная с литературной деятельности Ш. О. Сент-Бёва, выступившего с «Литературно-критическими портретами» в 1836–1839 гг. Этот метод определяется как «способ изучения литературы, при котором контекст жизненного опыта писателя и его личность рассматриваются как основополагающий фактор творчества», а «каждый литературный памятник должен быть оценен прежде всего как документ своей эпохи и как документ, объясняющий психику поэта» [70]. Психологическая школа в литературоведении, продолжившая традиции биографического метода, сложилась к концу XIX в. и в России существовала до 1920-х гг. В ее основе лежало «исследование внутренней, душевной жизни человека, обусловленное идеей о том, что искусство выражает… субъективные впечатления внешнего мира и собственные переживания индивида» [71]. Биографический и психологический методы широко использовались историками литературы, осмыслявшими творчество и биографию Н. А. Некрасова, о чьей сложной, богатой и противоречивой личности сохранилось множество письменных и устных свидетельств тех, кто лично знал поэта и на рубеже XIX–XX вв. еще был жив.

Но, доверяя субъективным свидетельствам современников и словам самого поэта, историки литературы подчас отождествляли факт и частное мнение, факт и художественное повествование от первого лица. Биография поэта изначально была мифологизирована, что вызвало печатные споры [72]. За недостатком фактов или невозможностью их огласки по этическим причинам в основу представления о личности и биографии Н. А. Некрасова легли опубликованные свидетельства и мнения «обоих полюсов».

В массовом сознании представление о Н.А. Некрасове восходит в первую очередь к образу поэта, созданному К. И. Чуковским в ряде его работ первой трети XX в. В основе этого образа лежит противоречивость, двойственность личности; его драматизм строится на мотиве хандры и ревности [73]. Эти же мотивы доминируют в разработке образа Н. А. Некрасова в статьях К. И. Чуковского об Авдотье Панаевой, документальных свидетельств о жизни и творчестве которой сохранилось крайне мало, тогда как ее роль в творческой и личной биографии поэта очень значительна. Упоминания о его «хандре» встречаются в мемуарах и переписке близких людей и относятся главным образом к периоду тяжелой болезни поэта, совпавшей с трудными для журнала временами. Акцентирование этих мотивов является художественным приемом [74], и, таким образом, массовый читатель имеет дело не столько с фактами, сколько с интерпретацией фактов. Поэтому в название настоящей статьи включено слово «образ».