Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Либеральные «критики» Кочетова очень напоминают «критиков» Мастера из романа Булгакова: «что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на их грозный и уверенный тон <���…> Казалось, <���…> что авторы этих статей говорят не то, что они хотят сказать, и что их ярость вызывается именно этим». Такое ощущение возникает, в первую очередь, при чтении современных ненавистников Кочетова. Так, например, в 2004 г., то есть спустя 35 (!) лет после опубликования романа, редакция журнала «Октябрь» обратилась к писателю Е. Попову с просьбой высказаться по поводу романа и прокомментировать «особо выдающиеся фрагменты этого произведения». Попов, озаглавивший статью «Всеволод Кочетов как предтеча концептуализма», с места в карьер самим названием статьи заявлял, что творчество Кочетова со всеми советскими якобы штампами поспособствовало возникновению целого жанра – концептуализма. В советско-российском изводе концептуализм возник на противопоставлении соцреализму и официальной идеологии, основной прием концептуализма – это ирония. Иронии подвергаются как образы, так и смыслы, так что временами произведения концептуалистов выглядят откровенно кощунственно. Оправданием кощунства служит утверждение, что высмеиваются штампы и стереотипы. Например, штампы «героизм» или «энтузиазм». То есть Попов уже названием статьи говорит: если кому-то не нравятся стихи Иртеньева или Пригова, то все вопросы к Кочетову, поскольку это именно Кочетов и иже с ним своими заштампованными романами вызвали к жизни протест концептуалистов. В статье Попов утверждает это и прямым текстом: «Кочетовский мегатекст, наряду с сочинениями других видных трубадуров коммунистической химеры, послужил отличной навозной основой для возрастания цветов зла в виде концептуализма, который, будучи тенью, пытался по всем известным канонам заместить оригинал, но это ему, кажется, тоже не удалось».

К слову сказать, то, что «Октябрь» напечатал статью Попова, отнюдь не красит журнал, поскольку как-то слабо соотносится с представлениями о порядочности. Ведь как бы то ни было, как бы ни относились вы к Кочетову, но ведь он – часть истории вашего издания. И в свое время именно он поддержал В. Шукшина, В. Фирсова, Ф. Алиеву, В. Санина, Ф. Чуева, А. Губина, И. Волгина… Но вернемся к статье и комментариям Попова, начавшего свое творение с оскорблений давно умершего, а соответственно ничего не могущего возразить, человека. Над «тупым и бездарным сочинением» – утверждает Попов – «дружно потешались служилые конформисты, мечтающие о “возврате к ленинским нормам” и “социализме с человеческим лицом”, но тем не менее исправно голосующие “за” на различных собраниях и проработках, его любили цитировать на пьянках богемные диссиденты». В таких случаях обычно вспоминается другой литературный персонаж, а именно – Карлсон, просивший в похожих ситуациях продиктовать ему имена и адреса хотя бы двоих из этого множества. Само собой, Попов никаких имен не называет, зато охотно поясняет, на каком основании оскорбил Кочетова, почему назвал его роман «тупым и бездарным». Объяснения сводятся к выдающимся по бессодержательности комментариям. Попов приводит «особо выдающиеся фрагменты этого произведения» и тут же их комментирует, показывая, над чем именно смеялись конформисты с диссидентами. Так, например, особенно выдающейся показалась г-ну Попову такая фраза Кочетова: «В мире-то, дружок, натянуто, как струна…» Едкий комментатор подмечает: «Сколько я жил при Советах, так все время и слышал, что “международная обстановка у нас, товарищи, сложная, очень сложная”». Очевидно, г-н Попов не слыхал о холодной войне, а, может быть, даже не читал Бжезинского. Так и прожил всю жизнь в блаженном неведении, веря, что кругом одни друзья. Оно бы и ладно, это личное дело г-на Попова, вот только Кочетов-то здесь при чем?

Или другой особо выдающийся фрагмент: «Голубь – это же из Библии, из так называемого “Священного Писания”». В романе Кочетов выступает как атеист, более того, он уверен, что религия используется как инструмент в политической борьбе. Один из персонажей романа говорит: «Существует весьма стройная программа демонтажа коммунизма, их советского общества. Это прежде всего духовный мир, наше воздействие на него. Мы идем по трем линиям. Первая – старики, старшее поколение. На них мы воздействуем религией…» Но г-н Попов отвечает на это так: «Кочетов, так же, как и злой гений XX века Ульянов-Ленин, гневно отвергает всякое “заигрывание с боженькой”. По мнению писателя порядочные люди ходят в церковь только для того, чтобы убедиться – Бога нет». Очевидно, г-н Попов считает, что в России очень мало порядочных людей, поскольку процент воцерковленных верующих, даже с учетом роста религиозности в постсоветские годы, не очень-то велик. Кроме того, г-н Попов просто отрицает права человека – в данном случае право на свободу вероисповедования. Ведь, как бы странно это ни показалось г-ну Попову, но свобода вероисповедования подразумевает не только свободу ходить в церковь, но и свободу в нее не ходить. А уж о вкладе РПЦ в дело десоветизации – причем с такой ложью, с такими перехлестами, что никакой советской пропаганде и не снилось – не знает только тот, кто видит в каждом встречном друга и брата. Даже если у встречного на лбу написано: «Серийный убийца». Кстати, как-то не слышно было возмущений г-на Попова в связи с антиклерикальными и антихристианскими выходками Марата Гельмана или «девочек» из Pussy Riot. Наверняка не ошибемся, предположив, что г-н Попов с не меньшим гневом выступал против ареста певуний.