Екатерина Ляпушкина - Введение в литературную герменевтику. Теория и практика

Цит. по: Борохов Э. Энциклопедия афоризмов: В мире мудрых мыслей. М., 2001. С. 3.

Тургенев И. С. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1954. Т. 2. С. 33. Далее в тексте статьи ссылки на это издание даются в круглых скобках с указанием тома и страницы.

Маркович В. М. И. С.Тургенев и русский реалистический роман XIX века. Л., 1982. С. 120.

См.: Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева. С. 7–11.

Бахтин М. М. К переработке книги о Достоевском // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 309.

См.: Аверинцев С. С. Античная риторика и судьбы античного рационализма. С. 125.

См.: Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. Минск, 1998. С. 1077–1079.

См., напр.: Фишер В. Повесть и роман у Тургенева; Асеев Н. Ключ сюжета // Печать и революция. 1925. № 7. С. 67–88. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.

Об эвклидовской геометрии как феномене дедуктивного рационализма и о связи последнего с риторическим типом культуры см.: Аверинцев С. С. Античная риторика и судьбы античного рационализма. С. 124–126.

См.: Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М.; СПб., 1998. С. 52–64.

Максимов Д. Е. О романе-поэме Андрея Белого «Петербург». К вопросу о катарсисе // Максимов Д. Е. Русские поэты начала века. Л., 1986. С. 254.

Рикёр П. Время и рассказ. С. 54.

Рикёр П. Время и рассказ. С. 61.

Дружинин А. В. «Повести и рассказы» И. Тургенева. СПб., 1856 // Дружинин А. В. Прекрасное и вечное. М., 1988. С. 361.

Маркович В. М. И. С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века. С. 133.

Маркович В. М. И. С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века. С. 132.

Гинзбург Л. Я. О лирике. М.; Л., 1964. С. 5.

См. об этом: Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева. С. 9–10.

Пример своего рода наложения лирической эмоции на афористическое слово встречается и в романе «Дворянское гнездо». Характеристика Лаврецкого-ребенка («Феди Лаврецкого») завершается словами: «Горе сердцу, не любившему смолоду» (II, 77). Перед нами типичный тургеневский афоризм с его уже узнаваемыми функциями: здесь и завершение характера, и «пробрасывание» сюжета, и наращение действительности. Но дело в том, что эта фраза заканчивается восклицательным знаком («Горе сердцу, не любившему смолоду!»), который существенно трансформирует модальность высказывания, превращая бесстрастную констатацию в сокрушение по поводу констатируемого закона. И вновь лирическая рефлексия не отменяет жесткой природы своего объекта, универсального закона, который также, в свою очередь, собственной неумолимостью не может «победить» вызванную им эмоцию.

Подробно об истории публикации и сценической судьбе комедии см.: Лакшин В. Я . А. Н. Островский. М., 1976. С. 92–128, 338–340.

Цит. по: Писарев М . К материалам для биографии // Островский А. Н. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб., 1905. Т. 10. С. XXVIII.

Островский А. Н . Полн. собр. соч.: В 16 т. М., 1953. Т. 14. С. 16. Далее в тексте статьи ссылки на это издание даются в круглых скобках с указанием тома и страницы.

Писарев М . К материалам для биографии. С. XXXIV.

Виролайнен М. Н . Ловушка Мефистофеля («Сцена из Фауста» А. С. Пушкина) // Анализ драматического произведения / Отв. ред. В. М. Маркович. Л., 1988. С. 121.

Виролайнен М. Н . Ловушка Мефистофеля («Сцена из Фауста» А. С. Пушкина) // Анализ драматического произведения / Отв. ред. В. М. Маркович. Л., 1988. С. 121.

Подробно об этом см.: Лотман Л. М . Драматургия А. Н. Островского // История русской драматургии (Вторая половина XIX – начало XX века) / Под ред. Л. М. Лотман. Л., 1987. С. 54; Журавлева А. И. Комедия А. Н. Островского «Свои люди – сочтемся» // Анализ драматического произведения. С. 186.

Думается, что сказанное нуждается в следующем комментарии. Необходимо учитывать, что предлагаемый здесь анализ пьесы осуществляется в аспекте достаточно узкой проблемы – проблемы ее финала, поэтому выявленный в результате этого анализа смысл реально (то есть в условиях своего органичного сосуществования с другими смыслами пьесы) отнюдь не обладает тем резким схематизмом, который – вынужденно – отличает его в представленных выводах. Для того чтобы смысл «вычитать», то есть, по сути дела, изъять из живой художественной ткани произведения, его приходится ужесточать – ровно настолько, насколько это оказывается необходимым, чтобы иметь возможность его (смысл) сформулировать. Так, мысль о божеской правде, к которой в итоге приходит Самсон Силыч, подана в пьесе не как жесткая, декларированная мысль, не нарочито, но, напротив, исподволь, как одна из смысловых тенденций, как смысловой вектор, задающий определенное направление развитию образа, но при этом не претендующий на то, чтобы «оккупировать» все смысловое пространство этого образа и исчерпать его собою. Осознанию собственной греховности у Большова сопутствует целый комплекс других переживаний; он и в финале оказывается достаточно противоречив и неоднозначен. Поэтому в нем ни в коем случае нельзя увидеть какого бы то ни было религиозного фанатизма, который отличает, например, некоторых героев Достоевского; его нельзя жестко интерпретировать как героя, который «приходит к Богу», «принимает в душу свою Христа» и т. п. Нет, это совершенно иной стиль переживания – стиль, лишенный резкой определенности, однозначности, но тем самым отнюдь не отменяющий самого переживания, которое, при всей своей скорректированности контекстом, нуждается в том, чтобы быть вычлененным и учтенным. Всякое же вычленение неизбежно влечет за собой акцентирование и даже утрирование смысла.