Олег Демидов - Анатолий Мариенгоф - первый денди Страны Советов

Стали подводить ноги. Анатолий Борисович проходит обследование, но врачи отделываются стандартными благоглупостями, мол, это всё возрастное. Такая позиция и окажется губительной.

На протяжении доброй половины пятидесятых здоровье начнет угасать. В 1950 году, в 1952-м и 1953-м Мариенгоф будет ездить в Пятигорск – в санатории на лечение. К нелёгкому лечебному делу он относится крайне серьёзно. О пропущенных процедурах даже напишет жене и раздраженно, и практично:

«Цацкаюсь же я со своими ногами, хотя мне это противно во как! Я бы давным-давно на себя плюнул, но у меня есть Нюха, и вот таскаюсь по Пятигорскам, и макаю себя во всякую дрянь, и, как старая жидовка, лечусь и лечусь…

2 дня праздников – это здесь довольно трудное занятие – всё гуляет, и ты изволь, хочешь или не хочешь, тоже гуляй. День тащится бесконечно. Я только и высчитываю: столько-то потерял ванн, столько вспрыскиваний, столько-то грязей. А 4 -го в воскресенье – опять потери… Будь они неладны со своими гуляниями…»

Можно представить, чего это стоило Мариенгофу, любителю покутить и насладиться прелестями бытия. Вот несколько отрывков из писем нашего героя к жене:

«Курить я бросил, про водчёнку забыл, забыл до Ленинграда, да и про всё прочее, что называется жизнью».

«До чего же, Мартынчик мой, жизнь у меня роскошная! Одной подставлю задницу – колет! Перед другой вытяну проклятые ножки – массирует. Перед которой лягу на брюхо – купает моё бренное тельце в серной водичке. Пятой…

Короче – и для пятой, и для шестой, и для седьмой дело около меня находится.

Во какая персона!

И если после всего этого я не заиграю в Ленинграде в теннис, ей-ей, буду самое неблагодарное животное»

«А меня, Мартушок, уже запрягли – циркачить (в физкультурном кабинете). Ну и выкидываю я “коленца” своими паршивыми коленчиками! Но знаешь, Мартынчик, приходится здорово работать “на обаянии”: обаяю и обаяю врачей, сестёр, подавальщиц (не подавальщиц! – на этих и глаз не косит), банщиц, физкультурниц, секретарш и прочих, и прочих, и прочих особ женского пола.

Таким “милым” и “обаятельным” я ещё во всю жизнь не был. Иначе: пропала бы моя телега и все четыре колеса, то бишь, две ноги…

А тут, к примеру, и “коленца” выкидываю не в общем зале, а в кабине за занавеской»

«Оказывается, Любонька, что и в Дантовом Аде можно прижиться и даже получать некоторое удовольствие, когда тебе всаживают иглу в задницу или мажут её горячей грязью. Любопытно всё-таки, чем кончится этот цирк сатаны? (Во как высоко выражаюсь!)» ( 6 мая 1952 года).

«В белых туфлях я уже почти Чабукиани 460. Меня уверяют, что я и в жёлтых буду ходить на пуантах, если до конца жизни (они надеются, что я смогу прожить ещё лет 25 ) буду приезжать в Пятигорск, чтобы, как свинья, валяться в их горячей грязи.

Надо признаться, что они ко всему ещё хорошо лечат скукой и гнусной погодой, так что и на моих знаменитых ножках убежишь из Пятигорска…»

«Достаётся, Любушка, твоему “больному” пуще прежнего. Тридцать пять лет порочной работы в советской литературе тому причина. Серной воды и грязи мне не жалеют. Кстати, здесь слова “гражданин” или “товарищ” не существуют. В гастрономе говорят так: “К сожалению, больной, столичной не имеется. Рекомендуем вам, больной, перцовочки”»

Хотя и лечат его «скукой и гнусной погодой», Мариенгоф не теряет времени даром и работает. Над чем же он трудился в мае 1952 года? Над рассказом «Пирогов у Гарибальди». Есть у него такой – о знаменитом русском хирурге и великом итальянском революционере. Архивисты РГАЛИ отчего-то приписывают его создание сороковым годам, но из писем к жене ясно – 1952-й. Ещё одно доказательство – приход Мариенгофа в редакцию «Нового мира» в том же году. Рассказ, правда, пристроить в толстом журнале не удалось.

Болезнь, от которой мучился Мариенгоф, долгое время оставалась загадкой. Понятное дело, что были проблемы с ногами. Но что конкретно? Как развивалась болезнь? Чем лечился старый денди?

Ситуацию прояснил Давид Шраер-Петров, будущий писатель, а в июне 1960-го – молодой поэт и военный врач, в книге «Водка с пирожными», где среди мемуарных очерков есть и отдельный рассказ про Мариенгофа, отдыхавшего в Комарово. Давид Петрович помимо поставленного диагноза даёт портрет Анатолия Борисовича на старости лет: