Ноам Хомский - О природе и языке

В то же время что-то останется стабильным. Различие между слабыми и сильными островами выглядит стабильным; возможно, мы его не понимаем, но в нем есть что-то стабильное. Условия на локальность и последовательное циклическое передвижение также мне представляются стабильными на каком-то уровне абстракции. Сильно подозреваю, что различие между интерпретируемыми и неинтерпретируемыми признаками окажется стабильным, хотя это из последних наблюдений, пять лет назад не было дискуссии по этому поводу. В каком-то виде останется метрическая теория. Актантная структура тоже останется, как и свойства сферы действия, и реконструкции, и недавние открытия в области тонких структур (fine structure). Сущность теории связывания останется, но, вероятно, получит иную интерпретацию. Нельзя сказать, что что-то когда-либо выбрасывается вовсе; скажем, результаты исследования правил исключительного падежного маркирования останутся, но, возможно, что их распределят по разным областям, может быть, станут смотреть на них иначе и т. д.

Однако мне думается, что в действительности здесь мало что можно прогнозировать. Это молодая область знания, изменения протекают быстро, много чего еще остается без объяснения. Уверен, есть новые перспективы, о которых мы еще не задумывались. Я не стал бы ожидать стабильности или даже надеяться на нее. Если есть стабильность, это значит, что мы не сможем далеко уйти, потому что на той стадии, на которой мы с вами сейчас находимся, тайн уж слишком много. И коль скоро наша область знания останется стабильной, то, значит, эти тайны так и останутся тайнами. Это было верно для химии в середине XVIII в. — в то время, когда писал Джозеф Блэк, тот химик, которого вы цитировали. Вы только подумайте, какой была химия в середине XVIII в. и какая она сегодня. Блэк бы не узнал современную дисциплину. В его время все еще было принято считать, что основные компоненты материи — это земля, воздух, огонь и вода, что воду можно превратить в землю и т. п. У химиков в то время было выстроено внушительное «учение», они многое знали о химических реакциях, когда они происходят, как они происходят, но взгляд на них полностью изменился. Посмотрите, например, на Лавуазье, который создал номенклатуру, которой все пользуются до сих пор, — и ведь номенклатура — это не просто терминология; предполагалось, что это истина, она была предназначена сообщать какие-то истины: так что кислород порождает кислоту, потому что такова его природа (что, как потом оказалось, неверно). В одной из классификаций Лавуазье рядом с водородом и кислородом встречаем «калорик», то, что мы называем «тепловой энергией». То есть все изменилось. И он это как бы предвосхитил; он в то время сказал, что природа элементов, вероятно, не познаваема людьми, так что можно лишь делать какие-то предположения. А ведь химия уже к тому времени была достаточно передовой наукой.

АБ и ЛР: В разговорах со специалистами по другим дисциплинам нас иногда спрашивают: каковы достижения современной лингвистики? Можно ли сформулировать какие-то результаты, не прибегая к формальному языку, который делает их недоступными для широкой публики?

НХ: Есть понятные вещи, которые нетрудно проиллюстрировать, как, скажем, свойства wh-перемещения; они очень яркие и многие из них нам на каком- то уровне понятны, например, разграничения Хуанга и островные эффекты [50] и даже более сложные вещи, вроде паразитических пробелов и т. д. Даже самые простые примеры могут послужить иллюстрацией довольно сложных моментов. Я иногда использую примеры, подобные сложным адъективным конструкциям (английский язык для этого подходит хорошо, лучше, чем другие языки со сложными адъективными конструкциями). Эти примеры неплохо иллюстрируют последовательное циклическое движение в группе предиката, хотя ничего видимого нет, там пустой оператор. Но факты ясны, и видно, что это такие же факты, какие можно видеть в вопросах с wh-словом; можно сформулировать принципы, которые дают интерпретирующие факты в предложениях вроде John is too stubborn to talk to ‘Джон слишком упрям, чтобы разговаривать с ним’. Имеется предостаточно такого стабильного материала, для которого легко подобрать примеры; можно сформулировать какие-то принципы, что-то известное об общих принципах. Тот факт, что существует компонент, который каким- то образом связан со структурой непосредственных составляющих, и компонент, который каким-то образом связан со смещенностью, это, по-моему, достаточно ясно, как и то, что они обладают различными свойствами — различными семантическими и различными формальными свойствами. То же, если перейти к фонологии. Так что точно имеется внушительная масса вещей, которые можно представлять на публичных лекциях; я бы сказал, для любой аудитории — от учащихся средней школы до студентов и широкой публики. Довольно легко донести до них этот материал — уверен, вы именно так и делаете, — чтобы они поняли и даже увидели глубинные принципы. Таким образом, есть много нетривиальных ответов. А с другой стороны, если искать аксиоматическую систему, то такой не существует в природе, впрочем, и в любой другой науке этого делать не стоит. Я имею в виду, что если кто-нибудь спросит вас, каковы достижения биологии, то можно только дать организованную систему, в которой будет представлен естественный отбор, гены, результаты Менделя и современная генетика, ну и т. д., а затем можно все проиллюстрировать.