Дмитрий Быков - Советская литература - мифы и соблазны [litres]

Но это только первое в «Пикнике», что до сих пор цепляет с такой силой. Второе – это, конечно, загадочная издательская судьба этого произведения. Дело в том, что советская власть, как многие недалекие существа, обладала очень низким рацио – во всяком случае, в гуманитарной части – и феноменальным чутьем. Она могла понять, что нечто – предмет опасный, но в чем заключается опасность этого предмета и как он функционирует, знала не больше, чем Ричард Нунан о «смерть-лампе». В результате советская власть пропустила публикацию «Пикника на обочине» в 1972 году в четырех номерах маленького ленинградского журнала «Аврора» (который благодаря этому стал на несколько лет самым известным журналом в СССР, примерно таким же известным, как журнал «Москва» после публикации в 1966–1967-м «Мастера и Маргариты» или журнал «Байкал» после публикации в 1968 году «институтской» части «Улитки на склоне»), зато потом Стругацких перестали печатать вовсе.

И дело было не в «Гадких лебедях», вышедших в ФРГ в издательстве «Посев» в 1972 году, – это проскочило практически без последствий, Аркадию Натановичу пришлось только написать покаянное письмо в довольно резких, но при этом довольно невинных выражениях. А вот «Пикника» почему-то им не простили. В течение восьми лет братья пытались издать эту вещь в составе любой своей книги. Но и книг не выходило, и «Пикник» оставался непереизданным. Более того, когда ближе к 1976 году стало известно, что Андрей Тарковский собирается экранизировать именно эту вещь, у картины на путях возникли все возможные препятствия. И снималась она с максимальным трудом, и именно на ней произошла роковая ссора Тарковского с оператором Георгием Рербергом. Спас, вытащил картину оператор Александр Княжинский. Когда же в 1980 году в урезанном примерно на четверть варианте «Пикник» все-таки вышел в составе сборника «Неназначенные встречи», Аркадий и Борис Стругацкие сами уже не могли ответить на вопрос, что в этой вещи было такого антисоветского.

Наконец, третья проблема, пожалуй, наиболее серьезная, связанная с «Пикником». Это первый текст Стругацких, а может быть, если считать «Улитку», то второй, когда между частями текста нет явно прочерченных связей. Не совсем понятно, почему эти четыре повествования, объединенных только местом действия и фигурой Рэдрика Шухарта, абсолютно разных по тональности и по смыслу, сведены в единый текст. Все становится более или менее понятно, только если попытаться взглянуть на «Пикник» с одной определенной точки зрения, которая открылась мне совершенно неожиданно.

Всё потому, что братья Стругацкие стали с высоты, никому в то время не доступной, осмысливать советский проект, писать его историю. «Пикник» – это хроника того, чем был советский проект начиная с 1917-го и по 1960-е примерно годы. Это хроника его перерождения, это история того, как страну посетил Бог и что из этого получилось.

Эта мысль становится достаточно очевидной, если мы прочтем вот такой хотя бы фрагмент:

Он (Алоиз Макно, агент Бюро эмиграции. – Д.Б. ) посмеялся, лизнул своего бурбона и задумчиво так говорит:

– Никак я вас, хармонтцев, не могу понять. Жизнь в городе тяжелая. Власть принадлежит военным организациям. Снабжение неважное. Под боком – Зона, живете как на вулкане. В любой момент может либо эпидемия разразиться, либо что-нибудь похуже… <���…> Вы поймите, наше бюро – организация благотворительная, корысти мы не извлекаем. Просто хочется, чтобы люди ушли с этого дьявольского места и включились бы в настоящую жизнь. Ведь мы обеспечиваем подъемные, трудоустройство на новом месте… молодым – таким, как вы – обеспечиваем возможность учиться… Нет, не понимаю!

– А что, – говорю я, – никто не хочет уезжать?

– Да нет, не то чтобы никто… Некоторые соглашаются, особенно люди с семьями. Но вот молодежь, старики… Ну что вам в этом городе? Это же дыра, провинция…

И тут я ему выдал.

– Господин Алоиз Макно! – говорю. – Все правильно. Городишко наш – дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра. Только сейчас, – говорю, – это дыра в будущее. Через эту дыру мы такое в ваш паршивый мир накачаем, что все переменится. Жизнь будет другая, правильная, у каждого будет все что надо. Вот вам и дыра. Через эту дыру знания идут. А когда знание будет, мы богатыми всех сделаем, и к звездам полетим, и куда хошь доберемся. Вот такая у нас здесь дыра…

На этом месте я оборвал… и стало мне неловко. Я вообще не люблю чужие слова повторять, даже если эти слова мне, скажем, нравятся.