При этом уважение к своеобразию в фильме явно рассматривается как человеческая ценность. Так что же наш герой — один из них или в глубине души по-прежнему один из нас? Идет ли человечество по стопам ресурсодобывающей компании или же наши мечты и души, по сути, воплощены в этих странных существах?
Фильм не дает определенного ответа на этот вопрос. Перевод ставит тот же вопрос и тоже оставляет открытым. Как может сильно измененное высказывание — иной раз снабженное словесным эквивалентом девятифутового хвоста — сохранять глубинную суть?
Практика перевода, как и фантазия Кэмерона, исходит из двух допущений. Первое — все мы разные: мы говорим на разных языках и под влиянием специфики своих языков существенно по-разному видим мир. Второе — мы все одинаковые: мы испытываем общие чувства, обмениваемся общей информацией, можем достичь общего понимания и так далее. Без этих двух допущений перевод немыслим.
Как немыслимо и то, что мы называем общественной жизнью.
Перевод — иное название человеческого бытия.
Вместо эпилога: послевавилонское столпотворение
В большинстве научных дисциплин истории из Ветхого Завета перестали рассматриваться как источники информации или инструменты мышления. Переводоведение — исключение. Переводоведы продолжают уделять исключительное внимание библейскому повествованию о происхождении лингвистического разнообразия {171} 171 Вот небольшая подборка: Benjamin W. The Task of the Translator (1923) // R. Schulte and J. Biguenet. Theories of Translation: An Anthology of Essays from Dryden to Derrida. Chicago, 1992; Steiner G. After Babel. Oxford UP, 1975; Zumthor P. Babel ou l’inachèvement. Paris: Seuil, 1997; Heller-Roazen D. Echolalias. MIT Press, 2005; Derrida J. Des Tours de Babel // Psyché: L’Invention de l’autre. Paris: Galilée, 2007.
. Далеко не очевидно, что это не пустая трата времени.
Вавилонская башня описана в главе 11 Книги Бытия. В первой ее строке утверждается, что сначала «на всей земле был один язык и одно наречие».
Это кажется не слишком правдоподобным. Все, что мы знаем о языковом поведении человека, все, что мы в нем наблюдаем, никак не позволяет прийти к выводу, что когда-то на земле был всего один язык.
В остальной части этой главы Бытия рассказывается о том, как предки еврейского народа перешли из состояния предполагаемого лингвистического единства к разнообразию, явно характерному для тех мест, где они жили три-четыре тысячи лет назад.
В многочисленных комментариях к библейской истории о Вавилонской башне переплетаются всевозможные религиозные, философские, исторические, культурные, археологические и филологические рассуждения. Отражены ли в этих стихах Бытия какие-то реальные события? Или их надо воспринимать как миф, призванный объяснить то, что есть, или то, что было? Для нашей книги не имеет значения, действительно ли на месте нынешнего Бабиля в Ираке был построен зиккурат в честь ассирийского бога Мардука, посещал ли его Геродот и когда этот зиккурат рухнул. Для понимания того, что такое язык и перевод, не важно, существует ли связь (и если да, то какая) между библейской историей о Вавилонской башне и шумерским «Заклинанием Нудиммуда». Не важно и то, выбираем ли мы из вороха комментариев те, которые расценивают языковое многообразие как Ужасный Хаос (а таких существенное большинство), те, в которых утверждается, что у него есть и Положительная Сторона, или те немногие, которые считают его Верхом Совершенства {172} 172 Многочисленные интерпретации истории о Вавилонской башне приведены, например, в кн.: Ost F. Traduire: Défense et illustration du multilinguisme. Paris: Fayard, 2009. Ch. 1.
.
Важно одно: готовы ли мы из-за первого стиха главы 11 Бытия не рассматривать никаких других версий возникновения человеческой речи. Циники могли бы сказать, что именно в этом и заключается цель религиозных текстов. Но перевод — это не вопрос веры. Это кое-что поинтереснее.
Из предположения об изначальном едином языке делается вывод, что взаимопонятность — идеальное или естественное состояние языка как такового. Отсюда следует, что перевод — это компенсационная стратегия, разработанная лишь для преодоления далекой от идеала ситуации. Тем самым неявно, но оттого не менее определенно, поощряются многочисленные попытки создания языков, которые хотя бы в каких-то отношениях превосходят имеющиеся {173} 173 Долгая история планов по усовершенствованию языков остроумно и доступно изложена в кн.: Okrent A. In the World of Constructed Languages. Pennsylvania UP, 2008.
.
Сомнительная история о Вавилонской башне получила неявное и невольное обоснование в трудах исторических лингвистов XIX и XX веков. Они старались сгруппировать языки в семьи и реконструировать общих предков родственных языков, а также правила, по которым формировался каждый из языков-потомков. Обнаружение фамильного сходства между санскритом, греческим, латынью и древнеперсидским показало прошлое в новом свете, заставив думать о едином источнике целого спектра языков, на которых говорили на всей территории между Северной Индией и Атлантическим океаном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу