Коллектив авторов - Мама, у меня будет книга! Как научиться писать в разных жанрах и найти свой стиль

Развитие науки и техники в мире антиутопии действительно часто приводит к катастрофе, причем не техногенного (это все-таки прерогатива других жанров, в частности, киберпанка), а социального свойства. Уже в одном из первых романов-антиутопий «Железная пята» за авторством Джека Лондона бедственное положение большой части общества во многом связано с неминуемым процессом замены рабочих рук куда более продуктивными станками, и хотя полностью картина, изображенная американским писателем, в жизнь не воплотилась, многие сюжетные решения оказались пророческими, и человечество как минимум, если говорить о технологической составляющей вселенной «Железной пяты», успешно переварило события антиутопии Лондона в реальном мире. При написании же современной антиутопии можно как воссоздать вселенную, в которой работы для человека уже не осталось вовсе, так и представить себе внезапный откат к моменту, когда никаких роботов и станков еще не было, – подобное возвращение к истокам в наши дни вполне может повлечь за собой неприятные и даже фатальные последствия.

Впрочем, развитие техники или же, напротив, регресс научной мысли не являются обязательным фундаментом антиутопического здания: пожалуй, самым частотным фактором, порождающим антиутопию, становятся все-таки изменения политического характера, когда к власти в обществе приходят силы, явно или тайно эксплуатирующие население и подавляющие его свободу. Популярным и вполне очевидным вариантом реализации подобного замысла выглядит описание сильного тоталитарного режима, наподобие тех, что были изображены Евгением Ивановичем Замятиным в романе «Мы» или Джорджем Оруэллом в романе «1984». Важными элементами мира таких произведений становятся непрерывная слежка за населением, борьба с инакомыслием (и как весьма распространенный вид такой борьбы – уничтожение книг) и одновременно высочайший уровень развития аппарата пропаганды, десакрализация семейной жизни и подавление личности – превращение человека в неодушевленный винтик государственной машины. Любопытно, что все те же явления свойственны и другому виду антиутопий, в которых, подобно уже упомянутому «О дивному новому миру» Хаксли, на первый взгляд перед нами предстает достаточно дружелюбная и демократическая модель управления обществом. Жители такого мира пребывают в счастливом неведении и, как уже было сказано ранее, вполне себе походят на персонажей утопии ровно до того момента, как на авансцену выходит главный герой антиутопического произведения.

Довольно часто в начале текста этот герой еще не выделяется из толпы и ведет жизнь типичного представителя антиутопического общества, благодаря чему автору удается не со стороны, а через мысли и ощущения конкретного персонажа отобразить установленные в нем законы и порядки. Как правило, повествование ведется от первого лица, причем во многих случаях перед читателем предстает дневник главного героя. «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики», – заявляет главный герой замятинского «Мы», и сухие, чисто фактические отчеты центральных персонажей антиутопических романов на наших глазах превращаются в художественные тексты прямо пропорционально нарастающему отторжению, которое вызывают у героев, казалось бы, уже привычные явления окружающей действительности. Для того чтобы герой все сильнее чувствовал это отторжение, ему, естественно, нужны определенные толчки – сюжетные повороты, выталкивающие персонажа из зоны добровольного слепого повиновения эксплуататорам. Это может быть случайная встреча с героем, уже давно ведущим антиобщественный образ жизни, как в романе «451° по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, или, например, посещение места, в котором все осталось «по-старому», будь то мир за Зеленой стеной в «Мы» или антикварная лавка Чаррингтона в «1984».

Сломать систему главному герою обычно не удается: храбро сражаясь на стороне меньшинства или же вовсе действуя в одиночку, он терпит сокрушительное поражение и в лучшем случае погибает. Однако во многих антиутопиях центральный персонаж в финале произведения оказывается не физически, а морально задавлен катком власти, и ему приходится смириться с положением дел в обществе или даже полюбить режим, превративший его в послушного раба. Антиутопии несвойственно вселять надежду – она скорее работает как предупреждение о надвигающейся катастрофе. Литературовед Борис Александрович Ланин говорит о мире антиутопии как о «псевдокарнавале», где основной эмоцией является «абсолютный», «перманентный страх». Именно атмосферу всеобщей подавленности, на фоне которой протекает строго регламентированная, ритуализированная жизнь героев произведения, необходимо воссоздать автору антиутопии, поместив в нее персонажа (или нескольких персонажей), готового пойти наперекор непобедимой громаде.