Так меня ты в бреду тревожишь,
Все слова твои берегу.
Скажи: ты простить не можешь?”
И я сказала: “Могу”.
Казалось, стены сияли
От пола до потолка.
На шелковом одеяле
Сухая лежала рука.
А закинутый профиль хищный
Стал так страшно тяжел и груб,
И было дыханья не слышно
У искусанных темных губ.
Но вдруг последняя сила
В синих глазах ожила:
“Хорошо, что ты отпустила,
Не всегда ты доброй была”.
И стало лицо моложе,
Я опять узнала его
И сказала: “Господи Боже,
Прими раба Твоего”.
(23, с. 128–129)
С. 437–438 Пока не свалюсь под забором… – Ни роз, ни архангельских сил… – Без ошибок цитируются первая и третья строфы стихотворения Ахматовой, датированного 30 августа 1921 г.:
Пока не свалюсь под забором
И ветер меня не добьет,
Мечта о спасении скором
Меня, как проклятие, жжет.
Упрямая, жду, что случится,
Как в песне случится со мной, —
Уверенно в дверь постучится
И, прежний, веселый, дневной,
Войдет он и скажет: “Довольно,
Ты видишь, я тоже простил”, —
Не будет ни страшно, ни больно…
Ни роз, ни архангельских сил.
Затем и в беспамятстве смуты
Я сердце мое берегу,
Что смерти без этой минуты
Представить себе не могу.
(23, с. 204–205)
Точность цитирования в данном случае объясняется легко: О. явно сверялась с книжным источником. В газетной публикации фрагментов НБН было:
Войдешь ты и скажешь: Довольно!
Ты видишь, я тоже простил.
Не будет ни страшно, ни больно,
Ни слез, ни архангельских сил…
(281, с. 7) —
с прибавлением примечания: “Цитирую по памяти” (там же).
С. 438 В пустой полуосвещенной столовой… – …и бесшумно прохожу мимо. – Возможно, речь идет об Иде Моисеевне Наппельбаум (1900–1992), которая вспоминала о молодой О. так: “Ирина была веселая, легкая, грациозная, с большим бантом в волосах, отливающих бронзой. Всем очень нравился ее быстрый, картавый говор, когда она читала свои новые баллады” (137, с. 318).
С. 438 Я только один-единственный раз в моей жизни по-настоящему разговаривала с Анной Ахматовой. – В журнальной публикации фрагментов НБН О. указывает, что эта встреча произошла “летом 1922 г.” (276, с. 12). В таком случае речь далее идет о каком-то неанонсировавшемся поэтическом вечере О., поскольку ее последнее официальное выступление в Петрограде должно было состояться 29 мая 1922 г. и не в ДИСКе, а в Доме литераторов (212, с. 420). По предположению Р.Д. Тименчика, “по-видимому, к этой встрече относится запомнившаяся Ахматовой фраза Одоевцевой: «Я все знаю о стихах Н<���иколая> С<���тепановича>»” (366, с. 547; ср.: 216, с. 83).
С. 439 Леткова-Султанова, та самая, что когда-то соперничала в красоте с матерью Андрея Белого… – См. с. 696–697.
С. 439 …обнимает меня… – …на Зинаиду Гиппиус. – Сравните с воспоминаниями Г. Адамовича, которые О., вероятно, и использовала в комментируемом фрагменте:
“Помню, например, «вечер поэзии» в Доме искусств на Мойке, когда Е.П. Леткова-Султанова, долголетняя приятельница Михайловского, сидевшая рядом с Акимом Волынским, слушая Одоевцеву и любуясь ею, шепотом повторяла:
– Аким Львович, посмотрите… да ведь это совсем наша Зина! Наша Зина” (4, с. 148).
О встречах с Гиппиус О. подробно рассказала в книге “На берегах Сены” (287, с. 536–567), как обычно, идеализируя свои с ней отношения. На самом деле Гиппиус недолюбливала О., завидовала ее обеспеченности и в дневниках и письмах к общим знакомым презрительно называла Пигалицей. Сравните, например, запись в дневнике от 10 ноября 1939 г.: “Г. Ив. и Пигалица, в ожидании перебивки своей мебели желтым шелком и приемов герцогинь Цетлиных и пр. – он ходит в синема, она – в институт красоты. Грустно. Или что?” (102, с. 253).
С. 439 Аня Гумилева… – …“Бездна темперамента!”… — По свидетельству О. Гильдебрандт-Арбениной (96, с. 463) Анна Гумилева после смерти мужа начала заниматься в “Студии пластического движения” дунканистки Зинаиды Давыдовны Вербовой (1901–1970). “Дуся” (с маленькой буквы) употребляется обычно как обращение к мужчине или женщине в значении “милый, хороший”.
С. 439 Конечно, я знаю с виду композитора и пианиста Артура Лурье. Я знаю даже, что он живет на Литейном в одной квартире с Олечкой Судейкиной и с “самой” Анной Ахматовой… – Квартира Артура Лурье и Ольги Афанасьевны Глебовой-Судейкиной (1885–1945), в которой Ахматова долгое время жила после расставания с Шилейко, располагалась по адресу: Набережная реки Фонтанки, д. 18. Лурье навсегда уехал из Советской России 17 августа 1922 г.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу