Анатолий Кулагин: Беседы о Высоцком

В самом деле, как напечатать в книге или в журнале текст песни, чтобы он воспринимался не как песня (категоричной фразой Рождественского «Эта книга – не песенник» сборник и открывался), а как лирическое стихотворение? Надо его «олитературить» – ну, скажем… убрать припев, оставив одни куплеты. Смысл и авторская воля исказятся, зато будут стихи . Путь соблазнительно-простой, но, конечно, ложный.

Впрочем, дело тут было не только в конкретном сборнике. Перенесённые на бумагу, стихи Высоцкого многими не воспринимались как стихи. Главный аргумент противников их публикации звучал примерно так: не могу читать, всё время будто слышу живой голос Высоцкого, и он мешает мне воспринимать напечатанный текст как полноценную лирическую поэзию. Но на деле это, конечно, ошибочное ощущение, и рассуждали так обычно те, кто Высоцкого читал не очень внимательно. К тому же, здесь многое зависит от первого впечатления. Сошлюсь на свой опыт. «Памятник» Высоцкого я сначала прочёл, а уже потом услышал его в авторском исполнении. И какое-то время никак не мог к этому исполнению привыкнуть, всё мне казалось, что без мелодии и без голоса стихи лучше. Дело здесь в инерции восприятия, в привычке. Стоит только вникнуть, вчитаться в строки Высоцкого, и у вас не остаётся сомнений в том, что это замечательная поэзия. Оцените хотя бы вот эти стихи:

Олицетворение явлений природы – приём не новый («солнце зашло» и т. п.), но как мастерски разворачивает его художник в подробную поэтическую картину, где горы не просто олицетворяются – они превращаются в добрых помощников, оберегающих человека в его тревожном пути. Это достигается благодаря включению разнообразных мотивов, подсказанных реальным горным пейзажем: здесь и облака, и лавины, и камнепад, и трещины… Всё оживает, всё работает на единую поэтическую мысль. Разве не ясно и без авторского исполнения, что это очень точные и очень выразительные стихи?

Между тем текстологический (текстология – наука о принципах публикации текста) поиск путём проб и ошибок продолжался. В 1988 году, когда советская эпоха клонилась к закату и Высоцкого уже признали официально, вышло его «Избранное», составители которого опирались прежде всего на автографы поэта. Такой путь был бы логичным и уместным, если бы речь шла о любом другом поэте, стихов своих не певшем, оставившим их только на бумаге. Для Высоцкого же творческая история песни с бумажного листа обычно только начиналась, и песня впоследствии «обкатывалась» многократным исполнением её на публике. Менялись отдельные строки, состав песни, порядок куплетов…

И вот на рубеже восьмидесятых – девяностых годов в работах текстолога Андрея Крылова прозвучала идея принимать за основной вариант песни и включать в книгу тот, который является наиболее поздним устойчивым вариантом исполнения. Слово «устойчивый» важно потому, что поэт, выступая на публике, мог иногда и ошибиться, забыть ту или иную строчку. Важно отличать такую – случайную – ошибку от принципиального изменения текста. Именно этот принцип лёг в основу наиболее авторитетного на сегодняшний день (и опорного для нас в этой книге) собрания Высоцкого – подготовленных А. Крыловым двухтомных «Сочинений», впервые вышедших в 1990 году и с тех пор многократно переизданных.

Вот текстолог готовит к печати, скажем, текст песни «Я не люблю» (1969) – лирического монолога-исповеди, своеобразного жизненного кредо поэта. Текст песни на магнитофонных записях её разных лет в некоторых местах расходится. Поначалу Высоцкий пел так:

Но позже он заменил последние строки в каждом из этих четверостиший таким образом:

Смысл изменился разительно! Вместо героя, хотя и «не любящего насилье», но по сути признающего право силы, теперь перед нами человек, готовый от декларированного прежде права отказаться, признающий, что важнее – гуманность, сострадание. (Говорят, что мотив «жалости» к Христу появился в песне после критического замечания услышавшего её писателя Бориса Можаева.)